ZIMA 4 YEARS. Лучшие тексты. Катя Голицына — принцесса наших дней

 

Люба Галкина — издатель ZIMA Magazine:
«Больше всего на свете я люблю общаться с людьми. В своей колонке я буду рассказывать о тех, кто меня вдохновляет. Надеюсь, они вдохновят и вас».

 

Я познакомилась с Катей Голицыной почти сразу после переезда в Лондон 15 лет назад, во время одного из красивых благотворительных приемов, который она устроила в поддержку Мемориальной Библиотеки имени ее отца князя Георгия Голицына. Это была моя первая встреча с настоящей княжной (по-английски — принцессой). К моей радости, она переросла в настоящую дружбу.

Катя родилась и выросла в Англии в обычной, на ее взгляд, семье русского князя и англичанки-мамы и, если бы не Перестройка, возможно, никогда бы не поехала в Россию и не выучила русский язык. Но судьба распорядилась иначе: Катя попала в самый эпицентр культурной жизни Ленинграда 90-х годов (в этом я ей очень завидую) и сама стала частью новой русской истории, удивительным образом соединив прошлое своей семьи с современной Россией.

В Кате сочетаются английская деликатность и русская бесшабашность, которые позволяют ей легко найти общий язык как с членами королевской семьи, так и с самыми простыми людьми. А о многогранности ее интересов можно говорить долго: она и скульптор, и филантроп, и писатель, и гид, и диджей, и даже — иногда — матрос. Катина жизнь точно заслуживает отдельной книги, которую, надеюсь, она когда-нибудь напишет.

Во время карантина мы созвонились и поговорили обо всем понемногу.

 

Карантин

 

Л.: Где ты проводишь карантин?

К.: Мы сейчас в Глостершире, наш дом расположен в очень милой старой деревне. Неподалеку — раскопки Римской виллы Chedworth. Не так давно здесь раскопали целые комнаты, мозаики. Еще рядом небольшая деревушка Бибери с рядом самых старых в Англии коттеджей. Вообще Глостершир — историческая область, она всегда была известна как очень богатое графство. Даже сейчас есть несколько огромных поместий.

В средние века главным богатством в Англии были овцы и их шерсть. В этой части страны много полей, где овцам хорошо пастись, и маленьких речек и ручейков, где удобно мыть шерсть. Так что здешняя шерсть была очень хорошей. Ею торговали, а на вырученные деньги покупали еще больше полей. Здешние большие поместья, такие, как Stowell Park и Bathurst Estate, представляют 5-6 веков английского богатства.

 

Л.: То есть ты живешь на два дома — в Лондоне и в Глостершире?

К.: Да, но вообще я городской человек: пока не вышла замуж, жила в Лондоне, Париже, Санкт-Петербурге, Лос-Анджелесе. Я очень люблю музеи, галереи, концерты. В городе ты всегда можешь куда-то пойти, даже если решил в последний момент. Мне нравится, что можно случайно натолкнуться на знакомых, всегда что-то происходит… В загородной жизни, наоборот, все надо планировать заранее, договариваться с гостями за три недели. Это очень по-английски, и русская часть меня восстает. Я не знаю, кого захочу увидеть через три недели, может, вообще никого.

 

Л.: И как вам на карантине за городом?

К.: Во-первых, нам очень повезло с погодой. А во-вторых, у меня в доме огромное количество интереснейших исторических вещей из архивов бабушки и отца. И все нужно разобрать. Я очень надеюсь найти себе в помощь русскоговорящего студента-историка. Часть архивов относится к дореволюционной России. Плюс, есть архив моей матери, который связан с ее модельной карьерой. Она была первой английской моделью Кристана Диора. Ее карьера длилась 8 лет, так что у меня множество фотографий. Кроме того, она прекрасно писала, сохранились ее дневники с 1935 до 2000 (!) года. В 50-е она была в самом центре светской жизни, снималась в кино, на телевидении, работала советником по моде для Marks & Spencer (сегодня он совсем другой, а тогда это был новый, очень модный магазин), ходила на все самые крутые вечеринки того времени. Книги о том времени сейчас очень популярны, так что хочу что-то с этим сделать.

 

Советское время

 

Л.: Расскажи про свою связь с Россией.

К.: Я прожила в России около 15 лет. Первый раз приехала в 1985-м, провела там лето с «Обществом Родина» в 1988-м, а жить и учиться переехала туда в 1989-м. Я к тому времени уже окончила университет, но вела себя как 17-летний подросток. Хотела работать в театре, поэтому поступила в театральную школу. За три года обучения поняла только одно — я не хочу быть актрисой, хочу устроить свою реальную жизнь, а не жить в придуманной режиссером и драматургом. Я с удовольствием хожу на постановки и могла бы сейчас писать сценарии или быть режиссером, но сцена – не для меня. Но я все же хотела заниматься чем-то творческим и решила записаться на курс фотографии City & Guilds. Но у меня украли фотоаппарат, а купить новый я не могла. Так совершенно случайно попала на курcы скульптуры и поняла – вот мое. Здесь ты ни от чего не зависишь — ни от других актеров, ни от качества камеры. Прекрасное чувство: ты берешь бесформенный кусок глины и создаешь из него что-то красивое. Потом я училась в художественной школе и параллельно работала помощником по подбору персонала в первом в Лондоне хосписе для больных СПИДом The London Lighthouse. Тогда про СПИД еще мало знали, и все очень боялись. Это было увлекательное, грустное и очень драматичное время, сравнимое с коронавирусным кризисом. Возможно, если эпидемия продолжится, будет необходимо организовать похожие специализированные центры и для больных COVID-19.

В 1988 году я поняла, что хочу выучить русский язык. Предыдущим летом я провела три недели в России по государственной программе общества «Родина» для русских эмигрантов и их детей во всем мире. Мы побывали в Москве, Петербурге, Петрозаводске и Мурманске. Летом там было прекрасно! Белые ночи, почти не смеркалось. Всем в группе было от 18 до 24, так что мы веселились, ходили на вечеринки, пили водку… Я помню явно, в какой-то момент в Мурманске я, посмотрев на часы, не могла сказать, показывают они три часа дня или три часа ночи! Это был мой первый опыт белой ночи!

В каждом городе мы встречались с представителями молодежи, было время перестройки и гласности. Всех представляли: Григорий из Германии, Фредерика из Франции, Арабелла из Камеруна, Соня из Бельгии. А в конце представляли меня: а еще с нами княжна Голицына из Лондона. На тот момент я не знала, какое впечатление моя фамилия производит на людей в России. Мне было неприятно, что меня выделяют из группы. И, конечно, вся молодежь хотела познакомиться именно со мной. Не только из-за титула и фамилии, но и из-за того, что я из Лондона. Для них это был самый интересный город. К сожалению, я совершенно не говорила по-русски. После этого путешествия я поняла, что с моей фамилией такое будет происходить всю жизнь и нужно выучить язык.

Я нашла монастырь под Парижем в Медоне, который принимал студентов, желающих учить русский язык, чтобы продолжить свою учебу за пределами Советского Союза. Туда я и поехала учить русский. Прекрасное место! Я провела там три месяца с апреля 1989 года. Кроме языка каждое воскресенье, до завтрака училась рисовать иконы. А в июне мой отец повез группу потомков Пушкина в Россию, и в Петербурге познакомился со скульптором Михаилом Константиновичем Аникушиным — создателем памятника Пушкину на площади Искусств напротив Русского музея. Они подружились, и, несмотря на то, что Аникушин создавал трехметровые скульптуры, а я делала маленькие глиняные модели, он предложил мне приехать к нему на стажировку. Нигде в мире на тот момент не преподавали академическую скульптуру так, как в Советском Союзе. И когда отец передал мне его предложение, я была счастлива!

Я поняла — это уникальная возможность! В течение шести лет я была единственной студенткой в его частной мастерской (сейчас на ее месте располагается Музей им. M.К. Аникушина), — он научил меня гораздо большему, чем я могу описать в одной статье. Под его руководством я изучала, как лепить человеческое лицо из глины, делать гипсовые формы, отливать воск и, в конце концов, создавать бронзовый бюст. Я стала профессиональным скульптором. Мы вместе пережили падение коммунизма, я стала свидетельницей того, как этот художник развивал и менял тему своего творчества в соответствии с новым рынком. Как ни странно, я побудила его понять Западный путь, ему нравились я и мои родители — из этого он сделал вывод, что должны быть плюсы в капитализме и в том, как живет остальная Европа. Он был мудрым, умным и гибким, как глина.

Жила я у прекрасной женщины — Нины Ивановны. Ее муж был хирургом Гагарина, поэтому у них было достаточно привилегированное положение. За квартиру я не платила, но каждый месяц покупала для нее блок сигарет Marlboro в магазине «Берёзка». Она больше любила курить, чем есть. Я не курила, но мы нашли компромис. Несмотря на то, что мы придерживались разных политических мнений, мы вместе смотрели, что происходило в Берлине в октябре 1989-го. Как болельщики двух разных футбольных команд, мы жадно следили за каждым репортажем. Нина поддерживала Восток и ругалась, когда Запад покинул союзников; я восхищалась людьми, перелезшими через стену. После этого мы обсуждали два менталитета, плохое и хорошее в каждом из них — на моем, тогда еще плохом русском.

В то время действовала карточная система, а у меня талонов не было. В обмен на сигареты Нина давала мне свои, и я шла в пустые магазины, чтобы попытаться найти еду. Большую часть времени это была капуста, щи, капустный пирог, квашеная капуста и так далее. И сейчас этот опыт пригодился мне при покупке продуктов для карантина. Я представила, будто я снова в России в конце 80-х, и взяла бульон, рис и белую капусту, потому что она очень долго хранится. Помню, как-то завезли прекрасные болгарские яблоки, я отстояла длинную очередь, а женщина передо мной купила три килограмма — и яблок осталось всего четыре. Но и это такая радость: я до сих пор помню вкус этих яблок. Когда в Англии начался карантин, пустые полки в магазинах напоминали мне о тех первых днях в конце 1980-х годов в СССР. Но тогда, несмотря на дефицит, было очень много щедрости.

 

Ленинград в 90-е

Л.: Расскажи про ленинградский рок-клуб, Сергея Курехина…

К.: В 1990 году я помогала со съемками фильма «Молодая Екатерина», в котором играла Ванесса Редгрейв. Всегда очень политизированная, она взяла на себя обязанность помочь Союзу писателей, чьи помещения в
Ленинграде сгорели незадолго до этого. Нас познакомили с Сергеем Курехиным, и он сказал: если вы хотите, чтобы пришло действительно много народу, пусть выступает «Поп-механика». Мы собрали «Октябрьский», самый большой концертный зал в Ленинграде (на 5000 человек); деньги получили совсем небольшие, так что серьезных сборов на благотворительность не получилось (да и сама концепция благотворительного концерта ленинградцам того времени была совершенно незнакома), зато мы привлекли много внимания. Всех нас, иностранцев, попросили участвовать в выступлении «Поп-механики», по очереди выпускали на сцену с указанием: делайте только то, что вам говорят, и не уходите со сцены, пока не попросят.

Каким-то образом организаторы узнали, от чего мы больше всего боимся умереть — я, например, боюсь быть задушенной. И вот я выхожу на сцену с огромным человеком (это был Циркуль, член художественной группы «Некро-реалисты»), одетым в костюм офицера КГБ, и он начинает меня душить. Было очень страшно. Я, конечно, «умираю» и остаюсь лежать на сцене, поскольку нам сказали не уходить. И весь час, что шел концерт, я лежала на сцене, а в зале бросались стульями, дрались палками. Курехин ложился рядом со мной, потом на меня — перед пятитысячной аудиторией.

После этих событий мы стали друзьями с Владом Монро, который жил со мной несколько месяцев, с Сергеем «Африкой» Бугаевым, моим соседом по Фонтанке — в будущем я стала крестной матерью его первого сына. С моим соведущим радио-шоу на Радио Россия Гавриелом Воробьевым, с Тимуром Новиковым, которому очень нравилось, что я приехала в СССР учиться академической скульптуре — благодаря этому он развил свою «Новую Академию». С красивым художником Андреем Медведевым, с удивительным модельером, который умер очень молодым, Костей Гончаровым, и с Георгием Гурьяновым, который стал самым близким моим другом из всей группы. До этого я уже познакомилась с Борисом Гребенщиковым: в то время он хотел быть монархистом, поэтому я была ему очень интересна. Тогда было модно быть монархистом, так как это было антисоветски, но я была не монархисткой, а панк-рокершей! После переворота в августе 1991 год мы ездили в Берлин с сумасшедшей панк-рок-группой «Пупсы».

Это было невероятно интересное время. Казалось, что все возможно. Столько надежд, воодушевления. Для меня Россия была самым лучшим местом на тот момент!

 

Семья

Л.: Твои бабушка с дедушкой уехали из России в 1919-м, в очень тяжелое время. Расскажи, как сложилась их судьба?

К.: К сожалению, я их не знала. Бабушка умерла в 1940-м во время бомбежек в Лондоне, «Блитца». Она пережила три революции, Первую Мировую, эмиграцию, жила в нищете… А в 1900-х она и ее сестры были самыми богатыми невестами в Петербурге, не считая семьи царя.

После переезда у них не было ни денег, ни работы, только трое детей, которых надо кормить. Они пытались самыми разными способами заработать деньги: сдавать комнаты, давать уроки французского, разводить цыплят, заниматься сельским хозяйством, но без опыта это было безуспешно.

В 1920-м приехала бабушкина сестра с двумя детьми. Какие-то деньги им смогла передать из Парижа тетя — Елена Саксен-Альтенбургская. До сих пор в церкви в Лансинг Колледже висит прекрасная итальянская картина эпохи Возрождения с табличкой, на которой написано «Подарено князем Владимиром Голицыным», хотя мы знаем, что частично он заплатил ею за обучение своих сыновей. На тот момент дедушка уже наконец открыл антикварный магазин в Мейфэр, где продавал разное искусство — приходило много известных покупателей, даже королева Мария.

Когда я переехала в Глостершир, в нашей деревне из 14 домов я случайно познакомилась с женщиной, чей отец помог моей семье выехать из революционной России. Его звали Томас Престон, он работал в Британском посольстве в Петербурге до революции и бывал в гостях в бабушкином доме. А когда в 1919-м после приезда вдовствующей императрицы Марии Федоровны Англия больше не хотела пускать к себе беженцев из России, он смог добиться, чтобы нашу семью впустили.

Л.: Скажи, ты когда-нибудь ощущала себя принцессой?

К.: Меня не воспитывали как принцессу или княжну. До поездки в Россию я вообще обо всем этом мало знала. В Англии, если кто-то узнавал, что мой отец князь — принц, то говорил: «Как он может быть принцем, он же не сын королевы!» Но в России, когда я говорила свою фамилию, это был как подарок для людей. Если я притворялась, что я не княжна, они просто кивали и думали, что я из крестьянской семьи, которая взяла фамилию своих помещиков. Я быстро поняла: надо принимать свои корни. Когда я написала свою первую книгу Saint Petersburg — the Hidden Interiors ( «Санкт-Петербург — неизвестные интерьеры»), моя фамилия помогла мне попасть внутрь более ста неизвестных мест. Много материала я получила потому, что мои предки были русскими: кураторы и историки решили, что мне нужна слава, но я не разрешила издателю использовать мой титул на обложке. Эта книга потребовала кропотливого труда и интересна сама по себе, а не потому, что я являюсь частью династии и у меня есть титул.

Мемориальная библиотека

Л.: Расскажи про мемориальную библиотеку, которую вы основали вместе с мамой в память об отце — Князе Голицыне.

К.: Мы собрали книги про Россию, которые написаны за рубежем. На момент создания библиотеки в 1994 году ничего подобного не существовало. Часть книг была в Ленинской библиотеке в Москве, но туда попадали только по пропускам. Нельзя было, как у нас, просто зайти в библиотеку и изучать полки, рассматривать все, что есть. В начале мы активно занимались фандрайзингом, раз в год проводили большое мероприятие, чтобы собрать средства. Здание на Фонтанке, 46, в котором теперь находится библиотека, принадлежало семье моей бабушки (Мекленбург-Стрелиц), оно называется Дом Карлова, это фамилия моей прабабушки. Потом там был «ЛенПодземСтрой», в 1993-м его передали Библиотеке Маяковского. Верхний этаж арендовал Британский совет, но к нам они не имели никакого отношения. Однако из-за того, что мы были там же, в 1994 году принц Чарльз, который приехал открывать Британский совет, попал и к нам. А у нас еще ничего не готово, ни ремонта, ни книг… Только школьная доска с планом на будущее. Он очень нас хвалил, говорил, что это замечательная идея. А в 2003 году, почти через 10 лет, принц Чарльз снова попал к нам и признался, что во время первого посещения подумал, что нам вряд ли удастся осуществить этот проект.

Я представляю себе развитие нашей библиотеки как развитие человека. Как ребенка, мы наполняли библиотеку содержанием – книгами, налаживали отношения, дружбу с читателями. Следующие 10 лет — подросток, у библиотеки уже появился свой голос. Мы организовывали конференции и регулярные мероприятия. На 20-летие получили много наград (лучший меценат в городе, приз Дашкова, медаль Оленина от Национальной
Библиотеки), и в 2018 меня медалью Пушкина награждал Владимир Путин за «заслуги в укреплении дружбы и сотрудничества между народами, плодотворную деятельность по сближению и взаимообогащению культур наций и народностей». А последние 5 лет — это уже молодой, но самостоятельный человек, и мы как бы отпускаем его в мир. Большинство книг теперь есть в широком доступе, в интернете. Так что книжная база потихоньку отходит на второй план, она уже сослужила свою службу. А наша задача теперь — продолжать диалог, разговор о России за рубежом, проводить лекции, показы фильмов, презентации книг. Нам кажется очень важным поддерживать связь между Россией и другими странами. А еще мне кажется важным помогать другим, поэтому я горжусь ролью патрона в фонде Gift of Life, который помогает детям с онкозаболеваниями в России.

 

Советы

Л.: Что ты делаешь на карантине, поделись идеями с нашими читателями.

К.: Наш сын на домашнем обучении, и у нас новый режим каждый день. Я занимаюсь рисованием с натуры онлайн благодаря проекту моей талантливой племянницы Саши Quarantine Arts. Когда готовлю, слушаю сеты петербургского диджея Loveski. Смотрю спектакли Национального театра, вступила в The Great Big Book Club. По воскресеньям у нас семейная викторина. И еще мы со школьными подругами стали делиться старыми фотографиями, поскольку сейчас все разбирают вещи. Карантин не мешает моей нормальной жизни.

 

 

Фото: личный архив Кати Голицыной