125 лет назад в Англии завершился один из самых известных судебных процессов в мировой истории. Истец — знаменитый литератор и денди Оскар Уайльд — получил в ответ на свой иск тюремное наказание за «непристойное поведение»: так тогда на юридическом языке назывались «абьюз, харассмент и развращение юношества на почве гомосексуализма».
Лето 1895-го Уайльд провел сначала в Ислингтоне, в тюрьме Пентонвиль, а потом южнее — в Уандсворте.
В Пентонвиле к заключенным применяли нечто вроде викторианской випассаны: в камерах полагалось сохранять молчание, на прогулку выпускали только в черных масках, как будто защищая атмосферу от вируса арестантского бормотания.
В Уандсворте заключенные жили в одиночках, в каждой камере был туалет, благоустроенный зал для виселиц, а за любые мелкие нарушения наказывали плеткой-девятихвосткой. В ХХ веке туалеты сделали общими, наказание плеткой и казни в 1960-е отменили, комнату для виселиц переделали в чайную, но какая-то связь с Уайльдом осталось. В Уандсворте по-прежнему содержится большинство британских заключенных, осужденных за сексуальные преступления.
Хотя самого Оскара Уайльда судили вовсе не за секс. Такого понятия в викторианском обществе не было. Его судили по совокупности причин: за то, что он был наглым ирландцем, нарушившим законы английского лицемерия; за то, что он преступил сословные границы, подав иск о клевете к лорду Квинсбери (кстати, человеку, который изобрел современные правила бокса); за то, что он публично отрицал мораль и ставил эстетику выше этики; за то, что не убежал во Францию до суда, хотя такая возможность была ему предоставлена; за то, что на судебном процессе читал нотации судье о «любви, которая не смеет назвать свое имя».
Гомофобии там не было и в помине. Викторианство готово было покрыть любое преступление против человечности: от концентрационных лагерей генерала Китченера до сексуальной эксплуатации несовершеннолетних, если это прикрывалось благопристойностью.
Уайльд нарушил все возможные социальные табу своего времени и сделал это с вызовом, демонстративно. И был единогласно осужден за это судом присяжных и обществом. Он был совершенно разорен, никакой компании в прессе и артистических салонах в его защиту не последовало. Только несколько близких друзей и бывшая жена (официально отрекшаяся при этом от него) помогали ему потом материально.
Он провел два года в жутких британских тюрьмах, где его сломили окончательно, сидя в которых и выйдя из которых, он уже не написал ничего стоящего, если не считать письма к «Бози» — любви всей его жизни, из-за которого он и пошел на Голгофу. Письма полного подробных бухгалтерских жалоб на потраченные фунты, с перечнем неврозов и обид. И «Баллады Редингской тюрьмы», которая, в общем, есть своего рода признание справедливости земного суда, учиненного над ним.
Позже многие сравнивали поступок Уайльда с крестным путем Христа, но сам он был далек от подобных аналогий, тем более ему ли как писателю, выше всего ставившему хороший вкус, не знать, что всякая аналогия хромает.
За считанные часы до смерти он еще раз нарушил правила викторианской благопристойности, перейдя из англиканства в католичество, став вдвойне ирландцем — не только по рождению, но и по вере. Сказав, правда, незадолго до этого, когда еще мог говорить — последние недели он общался только знаками, что Христос умер не для того, чтобы спасти людей, а для того, чтобы научить их опасаться друг друга.