«Деколонизаторам» в последнее время сильно полюбился Британский музей. В сети можно без труда найти множество гневных woke-проповедей о том, что вся его богатейшая коллекция — это добро, отнятое у разных народов в годы Империи, которое должно быть возвращено «на родину»: в Африку, Индию и далее со всеми остановками.
Эти требования чаще исходят не от правительств зарубежных стран, а от сердобольных активистов из публики, которые в принципе любят протестовать против давления белого человека на окружающий мир. И поэтому властями Британии и руководством музея всерьез не принимаются.
Но бывает и наоборот.
История скульптур Парфенона (известных по-английски как Elgin Marbles) — как раз тот случай, когда Британии не дает покоя именно правительство. Разумеется, это правительство Греции: этой стране Евросоюза практически с самого начала ее современной истории хотелось «мраморов Элгина»: впервые она их затребовала у Британии еще в 1830 году.
Страшно представить, но этому имущественно-культурному спору уже двести лет. А началась история еще раньше: когда британский дипломат лорд Элгин в 1801 году получил от властей Турции (частью которой тогда была Греция) разрешение «брать какие-либо скульптуры, рельефы и перемещать камни» афинского Акрополя, который тогда служил туркам крепостью. Первоначально лорд Элгин и его единомышленники лишь хотели скопировать знаменитые барельефы Парфенона, но потом, увидев, как стремительно разрушается Акрополь, как его сокровища разворовывают местные торговцы и туристы, решил снять оставшиеся барельефы и скульптуры и вывезти в Англию. Турецкое правительство священными камнями Европы не интересовалось и разрешило вывоз. Кое-что из убранства знаменитого храма к тому времени уже было безвозвратно утрачено, но значительную часть удалось спасти.
С 1807 года эти барельефы и скульптуры выставляются в Лондоне. Надо сказать, что современники отнеслись к поступку лорда Элгина неоднозначно: многие сочли привезенные им произведения не заслуживающими внимания. Другие обвиняли его в том, что он, пытаясь продать коллекцию правительству, пользуется служебным положением. Лорд Байрон в «Паломничестве Чайльд-Гарольда» и вовсе назвал его вором.
В конце концов правительство приняло решение выкупить коллекцию, но предложенных денег не хватило лорду Элгину даже на покрытие долгов, и остаток жизни он скрывался от кредиторов за границей.
Будь я императрицей кинематографистов, как Михалков, я бы повелел снять о его судьбе увлекательный приключенческий фильм (хотя вот IMDb рассказывает, что есть некая картина Lord Elgin and Some Stones of No Value 1986 года. Идея для просмотра).
И вот это «бремя белого человека», которое плыло из Греции в Англию без малого десять лет, по пути застревало то на Мальте, то во Франции и однажды даже утонуло у берегов острова Антикифера, но было поднято со дна моря, — вот это все богатство Греция и требует уже почти двести лет вернуть обратно.
Споры эти в XIX и XX веках текли вяло. Требования требованиями, но и Греция, и Британия понимали, что камни в Афины не вернутся. Результатом дискуссии долгие десятилетия было лишь то, что британцы, опасаясь, как бы чего не вышло, никогда не выставляли камни Парфенона за рубежом.
Но в нынешнем столетии греки вернулись к этому вопросу. Специально для коллекции Элгина они построили на Акрополе новенький музей — чтобы демонстрировать всему миру, что страна ждет не дождется своих великих ценностей, вывезенных имперскими похитителями, и призывы «раскулачить» Британский музей (хотя Греция колонией Британии не была) зазвучали с новой силой. И сторонники возврата нашлись не только в Греции, но и в Британии. Например, знаменитый художник сэр Энтони Гормли, который недавно заявил, что не считает Британский музей подходящим местом для камней Европы.
Британия оставалась верна себе: «и кроватей не дам, и умывальников». И все понимали, что вопрос для нее стоит намного шире, чем барельефы Акрополя и даже чем коллекция Британского музея: стоит только Британии вернуть хотя бы одну статую под давлением Греции, как в очередь сразу выстроятся все остальные. Египет придет за Розеттским камнем, Индия — за «Кохинором», Бенин — за своими скульптурами и так далее. Британские музеи действительно обогащались в колониальные времена, и если сейчас признать империю злом, а ее наследие харамом, они, не ровен час, опустеют.
И вот тут вопрос: а надо ли возвращать вывезенные ценности? Действительно ли музеи заполучили их нечестным путем?
У каждого артефакта может быть своя история, так что давайте остановимся на одном Парфеноне, который требуют громче других, и разберем подробнее.
У греков аргументы такие:
— раз забрали, значит, надо вернуть;
— мы — наследники славной Эллады, это наши предки создали камни, значит, они наши;
— мы и новый музей для них построили;
— разрешение турецких властей мы не признаем, оно было незаконным;
— верните не ради нашей национальной гордости, сколько ради воссоединения камней с историческим антуражем, чтобы туристы их могли обозревать в их естественной среде.
Сторонники Британии обычно на это отвечают, что:
— все было легально по тогдашним турецким законам, и если вы задним числом их не признаете, то вы в своем праве. Но мы признаем — и мы тоже в своем праве;
— точно ли вы прямые наследники? Современная Греция не имеет прямой связи с полисами Древней Греции, это абсолютно другие люди, другая религия, правовая система, общественные устройства. Связь между вами только территориальная: вы, нынешние, живете там же, где жили древние. Но в момент вывоза груза Элгина территория была турецкой, и если вы хотите сутяжничать, то вернитесь в пункт один.
Чтобы понять, что думают об этом люди из музейного сообщества, я поговорил с Игорем Селивановым, который проводит экскурсии по Британскому музею. И он заметил, что Греция — колыбель всей Европы, и в плане культуры ее наследницами могут считаться многие другие европейские страны. «Некоторые даже с большими основаниями, чем современная Греция», — добавил он.
Так что, кому отдавать — непонятно. «Если можно чего-то требовать из-за того, что это принадлежало кому-то другому тысячу лет назад, то становится обидно за Россию, которую гнобят за Крым, который принадлежал ей сто лет назад», — иронизирует Игорь.
Тут стоит напомнить еще и о том, что совсем недавно именно Греция запретила соседней Македонии называться Македонией — потому что эта бывшая югославская республика не имеет отношения к исторической греческой Македонии. Такие вот двойные стандарты.
И еще один момент, на который обратил мое внимание Игорь: в Греции говорят, что хотят лишь вернуть скульптуры на место, но на самом деле они хотят поместить их в свой новый музей. То есть речь идет не о том, что взять ценности из музея и прикрутить их обратно к Парфенону, чтобы воссоздать первозданный вид, а о том, чтобы забрать у одного музея и отдать другому.
Еще, по мнению Игоря, археологические находки становятся ценностями вовсе не сами по себе, а благодаря усилиям историков и ценителей. Он говорил это применительно к Розеттскому камню, который, как он считает, сам по себе уже не имеет такой уникальной ценности, так как после него в Египте находили и другие похожие камни с надписями. Он сегодня не столько предмет культуры Древнего Египта, сколько артефакт европейской исторической науки. Именно европейцы сделали историю историей в ее современном виде и объяснили всему миру, что валяющиеся под ногами камни вообще представляют ценность.
Применительно к «мраморам Элгина» это более чем верно: современное ему сообщество любителей истории в Лондоне не сразу поняло важность его находки. И если бы лорд Элгин не потратил состояние, доказывая ее, возможно, эти камни до сих пор пылились бы где-нибудь в подвалах музея, и никакому греческому министру не пришло бы в голову их истребовать.
Так что мы, перефразируя Довлатова, бесконечно ругаем товарища Джонсона и, разумеется, за дело, но все же хорошо, что он еще раз подтвердил позицию страны в этом важном вопросе. Вероятно, греки считают нормальным требовать забрать экспонаты у музея просто потому, что когда-то они принадлежали людям, жившим на том же самом холме, где сегодня живут они. Но мы будем считать нормальным, что Британия не реагирует на такие требования.