Загрузка ...
В зале было много народа, и он в окружении пресс-секретарей и прочих помощников обходил гостей, задерживаясь рядом с каждым, хотя бы ради легкого кивка головой. Его траектория была четко просчитана и заранее определена. Мы с подругой во всем великолепии вечерних декольтированных платьев стояли в стороне и приготовились вежливо кивнуть в ответ, когда принц Филипп неожиданно и на редкость бодро направился в нашу сторону. Этот маневр заметили окружающие и поспешили вслед за ним.
Мы оказались сдавлены в плотном кольце разодетых гостей, а принц, склонив голову, неожиданно протянул вперед руку. Мы поочередно вложили свои в его открытую ладонь, и он слегка прикоснулся к ним губами. Когда он наклонился поцеловать мне руку, я заметила, что уши его были заклеены пластырем (недавно он вернулся из очередного госпиталя). «Снимайте меня, снимайте!» — закричала бы я, если бы могла. Если бы пропавший голос можно было вернуть на место. И если бы королевским фотографам было до нас хоть какое-то дело.
«Откуда вы?» – спросил принц, и, услышав ответ, вспомнил свои поездки в Москву и Санкт-Петербург. Разговор был неспешным, но коротким, и хотя он касался общепринятых тем, на губах гостей играли улыбки, подытоженные комментарием одного из сопровождающих Филиппа лиц: «Принц очень ценит женскую красоту!». Присутствующие засмеялись, а герцог Эдинбургский, учтиво откланявшись, продолжил путь. «Теперь не мойте руки! — бросил напоследок шутник, — ведь это новый «Поцелуй Мэри Пикфорд!»
Филиппа часто обвиняли в изменах, благо красивых женщин вокруг него всегда было много, и он действительно очень любил их компанию. Королева намеренно никогда не ограничивала его: «Помни, он свободолюбивый моряк, — сказал ей однажды отец Георг VI, — Они всегда приходят с приливом». Ему приписывали романы с актрисами, балеринами и даже исполнительницей танца живота. Доказательств романов было мало, и все истории о его похождениях были подвергнуты жесткой цензуре в Великобритании, хотя и печатались в Европе.
Одни считали его упертым бараном, многие — уважали за прямолинейность, некоторые — осуждали за нее. Его называли «принц неполиткорректность» из-за вот этой его прямолинейности, граничащей с грубостью, которая не становилась от этого менее смешной. «Если мужчина открывает дверь машины для жены, то это либо новая машина, либо новая жена,» — с одним этим афоризмом уже можно было шагнуть в историю. Слава Богу, за долгую жизнь принца их накопилось немало. Я не могла не восхищаться его отваге говорить, что думаешь, и ничего не бояться.
«Из какой экзотической части света вы родом?» — спросил он в 1999 году политика, чьи родители приехали с Ямайки, а тот ответил: «Бирмингем». Или, обсуждая тартан, предназначенный для папского визита с тогдашним лидером шотландских тори Аннабел Голди, он произнес: «Какой красивый галстук… А трусы из этого материала делают?» На встрече с промышленниками он заявил: «Я не имею привычки сдерживать себя, когда говорю на темы, в которых ровным счетом ничего не понимаю». И шокировал руководителя парка аборигенов в Квинсленде, спросив: «Копьями все еще бросаетесь друг в друга?»
Конечно, он был храбрый воин, прекрасный спортсмен и надежная опора для королевы. Он был иноземцем, ставшим истинным патриотом Великобритании, чужестранцем, нашедшим свою родину.
А вот секта на острове Вануату (маленькое тихоокеанское государство) считает его светлокожим сыном древнего духа, женившегося на белой женщине. Филипп считал это маловероятным, но добровольно поддерживал с сектой «уважительные» (это официальное слово, употребленное в прессе) отношения на протяжении 50-ти лет. Скорее всего, они сейчас там поют и танцуют ритуальные танцы.
Представляю, как он сейчас над всем этим хохочет, свободный от нашей политкорректности!