«Человек. Модель 2». Визионер Евгений Черешнев — о том, почему нельзя верить Facebook и каким станет будущее человечества

Для меня Евгений Черешнев стал одним из тех героев интервью, с которыми можно говорить часами. Рассуждать о прошлом и будущем, иногда спорить, но в итоге неожиданным для себя образом соглашаться с его словами.

Этим летом Евгений планирует выпуск книги о цифровой ДНК (совместно с издательством «Альпина Паблишер»). В ней он простым языком рассказывает о том, как человеческое сознание и искусственный интеллект связаны друг с другом с точки зрения эволюции, какую роль в этой связи играют большие данные, математика, физика, психология, приватность, кибербезопасность, как работают системы глобального трекинга и сбора приватных данных, кто и зачем за нами следит и что с этим делать, а главное, что нас — человечество — ждет, если мы не будем делать абсолютно ничего.

Об этом, а еще о роли социальных сетей и будущем искусственного интеллекта мы поговорили с Евгением в интервью для ZIMA Magazine.

— Конечно, меня очень интересует ваша история с биочипом, с агрегацией данных в одном месте и их последующем применении. Но я начну издалека: как вы увлеклись кибербезопасностью?

— В детстве почти все люди знают, чем хотят заниматься. Просто, взрослея, мы часто забываем свои мечты, меняем их на что-то осязаемое и конкретное, вроде хорошо оплачиваемого места в большой корпорации. А свои абстрактные мечты откладываем до лучших времен. До тех пор, пока не становится поздно их исполнять. Мне повезло: я, как и большинство, пошел по неправильному пути, но довольно рано понял, что путь, который начинается с охоты на деньги, делает тебя кем угодно, но только не счастливым человеком. Как-то утром я проснулся и понял, что вроде как сделал карьеру. Я — топ-менеджер в крупном холдинге, профессионально занимаюсь маркетингом и рекламой, но не получаю от этого никакого удовольствия: иду на работу как школьник зимой в промозглую погоду и постоянно думаю только о том, что живу не своей жизнью, говорю не те слова, не о том и не тем людям. В один прекрасный момент что-то перемкнуло, и я за один день все изменил: уволился, купил билет в Таиланд и улетел вспоминать то, о чем я мечтал в детстве. Причем буквально. Когда весь информационный фон мегаполиса отпустил, я начал снова слышать себя и вспоминать, что раньше создавало «бабочек в животе».  

Мой отец был дипломатом, и я — ребенок, рожденный в СССР — довольно рано увидел мир, а в 1988 году получил свой первый компьютер, который буквально взорвал мне мозг. И все эти годы я увлекался технологиями, программировал и много читал по теме, несмотря на юридическое образование. До карьеры в рекламе я более десяти лет проработал в ИТ-журналистике и то, что называется «посидел на потоке»: через меня проходили сотни гаджетов, девайсов, запчастей и программ в год. Через какое-то время такое пристальное изучение дает плоды: начинаешь видеть тренды, предсказывать появление новинок, взлеты и крахи компаний — то, что сегодня принято называть визионерством. 

После передышки в Азии я отфильтровал все лишнее и понял, что по-настоящему счастливым меня делает создание чего-то нового. И это «что-то» должно обязательно быть связано с компьютерами. 

Вернувшись в Россию, я создал свою первую компанию, которая специализировалась на цифровом маркетинге, анализе социальных сетей и уникальном контенте. Тогда это было новой нишей, и нам удалось ее занять: например, среди наших клиентов были такие компании, как Nokia. В надежде заполучить нового клиента — «Лабораторию Касперского» — я пришел к ним на мероприятие. Так получилось, что на следующее утро мне предложили работу, от которой нельзя было отказаться. Именно в «Касперском» я познакомился с кибербезопасностью и понял, насколько это круто. 

— Насколько? 

— Большинство технологий, которые сегодня у всех на слуху как инновации, в индустрии кибербезопасности появились очень давно, и безопасники их чем-то революционным не считают. Например, машинное обучение и искусственный интеллект впервые масштабно были применены для поиска вирусов, фильтрации спама, киберугроз и прочей гадости, ибо эксперты довольно быстро начали захлебываться в количестве ежесекундно появляющихся зловредов. Кибербезопасность находится на передовой кибервойны — плохие парни ежедневно изобретают что-то новое, и инновации приходится в прямом смысле создавать и внедрять за ночь, чтобы мир на следующее утро не сошел с рельсов. 

Несколько лет назад правительственные хакеры нашли способ взломать и вывести из строя иранские ядерные центрифуги, обогащающие уран, — понимаете масштаб ставок? Это очень серьезная индустрия и колоссальный уровень технологий с обеих сторон — и атакующих, и защищающих. Машины там уже в XXIII веке где-то, это не кошечек от собак отличать и не маску на селфи накладывать. И я не мог не влюбиться в эту жесткую, но очень красивую реальность. И именно там я стал параноиком, всерьез начал заниматься вопросами защиты приватности данных, шифрованием и так далее. 

— Чип вы установили во время работы в «Лаборатории Касперского»? Для чего это было нужно? И о каких конкретных данных мы говорим?

— История с чипом изначально выросла из исследовательской задачи: изучить свой цифровой след, понять, насколько он реально сложен, и что с ним можно делать. А делать, как выяснилось, можно очень много. 

Например, у телефонного оператора есть свои данные о наших перемещениях и разговорах; у ретейла, где мы покупаем продукты, — история покупок, транзакции и предпочтения в еде; у медиков есть наши анализы крови на гормоны и биохимию. И так далее. Каждая компания собирает свое досье, но ни у кого нет единой цифровой базы, которая все это агрегирует. Но это только «пока»: сегодня многие компании задались похожей целью — строить максимально полные дата-сеты клиентов, и за любые деньги они покупают данные, например, банковские или медицинские. Создаются целые стартапы, чтобы просто собрать данные, не нарушая закон, продать их, а потом закрыть стартап. 

Примерно семь лет назад я решил на своей шкуре посмотреть, что будет, когда цифровой след человека станет более целостным и полным (и чего можно ожидать, если он попадет в чужие руки). Нужен был смелый шаг. Биочип стал одновременно экспериментом в области трекинга и бионики, а заодно в психологии, так как помимо понимания сути того, что я позже назвал «цифровой ДНК», мне удалось понять, как будут чувствовать себя наши дети и внуки, которые от интернета отключиться уже не смогут. Чип под кожей, который ты не можешь просто достать и выбросить, если надоело, — очень хорошо показал будущие проблемы. 

Но главной задачей было исследование непосредственно данных: поиск и классификация разных видов, изучение векторов угроз — то есть того, как данные можно использовать против пользователя и, соответственно, как от этих векторов можно защищаться. Очень много всего. 

В «Лаборатории Касперского» я давно не работаю, но сейчас у меня есть довольно глубокое и уникальное понимание цифровых данных, а главное, как они будут использоваться и плохими ребятами, и хорошими. 

— У меня сразу есть другой вопрос. Недавно была новость об очередной утечке информации: под угрозой оказались 1,3 миллиона пользователей новой социальной сети Clubhouse. К большому сожалению, такие новости появляются все чаще и чаще. Объясните, чем это опасно? И к кому в руки утекают данные? 

— Очень печально видеть, насколько люди наивны и расслаблены, когда дело касается их собственных данных. От фраз «ну и пусть следят, мне нечего скрывать» и «приватности нет, смирись» мне хочется иногда рвать на себе волосы. Если вы такие смелые, давайте проведем эксперимент. Вот почтовый ящик contact@zimamagazine.com — те, «кому нечего скрывать», пришлите сюда свои логины и пароли от всех учетных записей: от почты до Tinder. Раз вы такие открытые, значит это не проблема? 

За годы, что я задаю этот вопрос, еще никто не прислал ни одного пароля. Значит, есть причины, почему люди своими данными делиться не хотят. Проблема в том, что их никто особо не спрашивает — «нажмите «я согласен», это не выбор, а ультиматум, а потому он не котируется. Человечеству, видимо, нужны еще несколько лет и как минимум один дикий инцидент, в результате которого пострадают люди, чтобы понять проблему приватных данных, осознать ее масштаб и то, что этого можно было избежать. 

1,3 миллиона скомпрометированных аккаунтов в Clubhouse — это мелочь, по сравнению с полумиллиардом недавно украденных учетных записей пользователей Facebook. В данных FB есть весь текстовый контент, фотографии, геометки, истории переписки и даже связи переписки (не только то, что вы писали, но и с кем переписывались и как часто). Данные воруют у всех: и у соцсетей, и у банков, и у сотовых операторов. Они тщательно это скрывают, но я приведу пример, как такие украденные данные могут использоваться. 

В частности, сотовые операторы точно знают, кто и кому изменяет. Другими словами, они могут сказать, что вот эти два смартфона принадлежат одному человеку, хотя номера разные, а вот этими двумя пользуются разные люди, хотя записаны на одного и того же. Что вот эти смартфоны — это «муж» и «жена», потому что есть особые поведенческие паттерны, а вот это — совершенно точно не «жена» и не «муж». Они это знают, но пока не могут открыто использовать. А еще сотовые операторы искренне уверены, что никто и никогда у них эту информацию не украдет. Потрясающая сила самовнушения. Но представьте все же, что хакеры украли такой вид данных. Соответственно, они смотрят в базу и видят, что 73% абонентов изменяют своим мужьям и женам. Тогда хакер сажает низкоквалифицированную рабочую силу, обучает ее (люди даже не будут знать, на кого работают) и по базе шантажирует всех: делает рассылку о том, что все знает, и просит деньги за информацию об измене или разоблачает изменников (и действительно это делает). 

А ведь есть прецеденты, когда вы, например, государственный служащий или топ-менеджер компании, и компромат на вас практически бесценен. То есть некоторые работодатели опытных хакерских группировок могут и десяток миллионов долларов выложить за информацию о человеке, с помощью которой можно манипулировать акциями компаний из списка Forbes.  

Вторая история — когда уходят данные из социальных сетей или из интернета, есть огромный потенциал для контекстного мошенничества. Хакеры могут знать имя вашей собаки, все жизненные события, историю перемещений, магазины рядом, с кем вы общаетесь, фотографии вас и ваших друзей и даже виз и паспортов. Таким образом, они могут выдавать себя за конкретного человека, чтобы добиться реакций и получать пароли, переводы денег. 

— Лет 15 назад хакеры только отправляли эсэмэски «Мам, переведи денег на этот номер телефона», а теперь уровень и качество мошенничества выросло в разы.

— Да. Плюс технологии стали дешевыми и доступными. Например, можно запросто использовать фотографии и видео из инстаграма и при помощи моделей машинного обучения сделать цифрового клона человека, который будет говорить как он, тем же голосом и с той же мимикой. Потом подделать номер абонента. И когда этот цифровой клон звонит со «своего» номера и «своим» голосом просит: «Мам, переведи деньги срочно», то не возникает вопросов. С точки зрения манипуляции, это космически плохо. 

И такие случаи — только верхушка айсберга. Ведь если хакер получает уникальные идентификаторы конкретного человека, он может, условно, получить доступ к «госуслугам». Для этого нужно всего лишь суметь обойти защиту (а обойти ее можно почти всегда, даже Google не святой). А там уже хранятся персональные данные: паспорта, СНИЛС и других документов, что позволяет хакеру зарегистрировать компанию, взять кредит и как угодно манипулировать человеком. А самое главное, что человеку очень тяжело доказать утечку данных. Даже хороший юрист может не справиться. Ведь если у хакера есть ваш цифровой след, то он может и это продумать. 

Поэтому, когда у фейсбука утекают данные, меня пугает спокойствие их менеджмента. Они говорят: «Штраф заплатили, утечку исправили, успокойтесь». Это круто, но этого недостаточно! Данные уже утекли, и смена пароля, увы, не решает проблемы. Нужны куда более суровые наказания. Когда штраф будет, скажем, по 10 фунтов за каждую украденную учетку, следовательно, 500 миллионов учетных записей будут означать штраф в 5 миллиардов фунтов, проблема защиты данных привлечет их внимание всерьез, и они наконец поймут, что данные им не должны принадлежать. Когда штрафы копеечные, им выгодно платить и идти дальше, оставаясь монополистом на своем рынке. 

Тренд на более жесткие наказания уже есть. И это хорошо. В Великобритании и Европе существует прекрасный закон — GDPR (General Data Protection Regulation), который накладывает на все компании, работающие с данными жителей Европы, жесткие штрафы не в фиксированных суммах, а в проценте от оборота. Лоббисты, безусловно, смягчили его перед подписанием, и сейчас в нем есть две главных бреши. Во-первых, есть ограничение на максимальный штраф — более, чем на 18 миллионов фунтов или 20 миллионов евро оштрафовать компанию за утечку нельзя. Во-вторых, согласно GDPR, любая компания по первому требованию обязана предоставить человеку копию всех данных о нем. Звучит круто, но в реальности лоббисты отстояли право компаний не выдавать выводы на данных — что конкретно они вывели из того, что человек пишет и с кем общается. Это манипуляция. 

Еще GDPR не решает самого главного: данные не являются собственностью людей или компаний, которые их производят. Сейчас они являются собственностью компаний, которые их обрабатывают, а это и есть корень зла. В итоге закон не идеален, но сам факт того, что он уже применяется, немного дисциплинирует компании. 

— Когда появился Telegram, многие перешли в него из других мессенджеров, поскольку считали, что он защищен шифрованием и не выдает информацию о переписках. И здесь мне интересно, реально ли существуют мессенджеры, которыми можно пользоваться, не опасаясь хакеров?

— Да, но это точно не Telegram. Есть такой тип мессенджеров, которые заточены на безопасность, шифрование, и ими, как правило, не так удобно пользоваться, как телеграмом. Например, Threema — он зарегистрирован в Швейцарии и подходит для конфиденциальных обсуждений (еще не разу не было доказано, что их удалось взломать, хотя все хакеры планеты пытались). Второй — это Signal, тоже очень секьюрно. 

Что касается телеграма, то он использует шифрование только для секретных чатов. Если вы создаете секретный чат один на один, то да, телеграм безопасен. Все остальное читается — все группы и каналы, которые не являются секретными, а это 98 процентов всего телеграма. Поскольку есть законы, которые надо выполнять, все данные в случае необходимости предоставляются правоохранительным органам страны. Абсолютно то же самое выполняет фейсбук для NSA. Не надо питать иллюзий. Но есть прецедент-исключение, почему я и говорю про Threema: Швейцария может себе позволить такое поведение и такой продукт, поскольку находится в нейтральной юрисдикции и их законодательство подразумевает защиту приватности. То есть приватность — это не только вопрос технологий, здесь как раз все решаемо. Но нельзя ее обеспечить в мировом масштабе без усилий на стороне законодательных органов. 

Но усложнить жизнь преступникам можно уже сейчас. Например, если периодически ротировать мессенджеры и общаться с одним человеком через несколько, то вы делаете работу хакера в разы сложнее. Опять же, у многих людей очень часто возникает потребность передать данные кредитной карты через мессенджер. И когда установлено несколько секьюрных мессенджеров, то в один можно отправить номер карты, в другой — CVV код, а в третий — имя и срок действия. И вот уже риски снизились на 99 процентов, хотя вы ничего особенного не делали, потому что вскрыть три чата сложнее.

— Есть ли способы, которые позволяют пользователю хранить данные в одном месте? Или это только чип?

— Есть способы реализации, когда данные хранятся у пользователя, а не у самих компаний. У них есть временный доступ к данным, точнее, временный ключ к их шифровке. И если хоть что-то пользователю не нравится, он может отозвать права «по кнопке». Мы активно над этой технологией работаем и надеемся, что со временем это даст свои плоды. Мой ключевой посыл в том, что надо отказываться от централизованных баз данных, ибо нет для хакеров и спецслужб более сладких целей. Вместо них надо массово внедрять шифрование и децентрализацию: когда данные человека или компании хранятся непосредственно у них, с парой оговорок, если речь идет о бэкапе, — от такого подхода выиграют и правительства, и граждане конкретных стран, и самые динамичные бизнесы.  

Главное, что уже сегодня данные надо воспринимать как частную собственность. Если кто-то говорит, что продукт бесплатный, то на самом деле продукт — это вы. И не надо вестись на любые попытки доказать обратное. По моим грубым расчетам, если из аудитории того же фейсбука убрать страны с низкой покупательской способностью и десятки миллионов ботов, то на одном человеке компания в среднем зарабатывает по 200 долларов в год. На момент этого интервью капитализация FB составляет 324 миллиарда долларов. Поэтому не надо рассказывать, что сервис бесплатный, ибо 98 процентов доходов FB строятся на монетизации наших данных. Если бы у меня был выбор заплатить доллар в месяц и данные им не отдавать, я бы это сделал. Но выбора нет. 

— Получается, что компании все-таки зарабатывают на рекламе и таргете? Или они напрямую продают данные сторонним организациям?

— Существует несколько десятков тысяч data-брокеров, которые продают и покупают данные. И спрос стабильно растет. Но если говорить про крупный бизнес уровня Google, FB или Vodafone, то в открытом виде данные они не продают, так как зарабатывают на контекстной рекламе, маркетинге, таргетинге. Но могут продавать «анонимизированные данные» — историю поведения без привязки к фамилии. Но анонимизация — это тоже ложь. Атрибутировать человека по поведению и косвенным идентификаторам — можно. Я сейчас не буду вдаваться в технические детали, но это возможно. Поэтому продажа таких данных — огромный риск. Ведь у них есть разные выводы на данных, включая сексуальную ориентацию пользователя, политические взгляды и так далее. Было много конфликтов, которые фейсбук погасил, но раньше существовал вариант даже профилирования по цвету кожи. 

Самая горькая правда заключается в том, что все страны сегодня используют социальные сети для политинформации. Если ты хочешь взаимодействовать со своим потенциальным избирателем, то просто выбираешь к нему ключик — аргументы, которые он услышит, и показываешь их ему через фейсбук, инстаграм, гугл, тик ток, твиттер или ВКонтакте. Около 90 процентов заработка гугла составляет реклама, как бы он не старался делать что-то другое. Даже несмотря на то, что они делают ноутбуки, телефоны и даже воздушные шары с интернетом запускают, основные деньги до сих пор приносит реклама. Поэтому данные бесценны, и когда они утекают — это катастрофа.  

Я об этом всем так уверенно и категорично говорю, потому что биочип полностью изменил мое восприятие слова «данные». 

— Чипы — это неизбежная форма существования в будущем?

— Чипы надо разделять на два типа. Первый — это популизм, который сейчас есть в Швеции, например. Когда внедряют чип, похожий на мой, для того, чтобы платить в метро. В таких чипах безопасность нулевая, шифрования нет. Я категорически против этого. Еще есть чипы, которые делает Илон Маск с компанией Neuralink, — это совершенно другой тип устройств, который подключается напрямую к нервной системе с помощью тысяч тончайших (тоньше человеческого волоса) проводков.  

И тут все не так однозначно. Дело в том, что есть два лагеря экспертов в области искусственного интеллекта. Первые — к ним относятся, например, Ларри Пейдж и Сергей Брин — говорят, что ничего страшного в этой технологии нет, наоборот, ее потенциал безграничен и мы должны радоваться, что наконец можем развивать ИИ на таком уровне. Вторая группа — это те, кто видит в ИИ угрозу. К этой группе относился покойный Стивен Хокинг, туда же входит Илон Маск, я тоже причисляю себя к этой группе. Так вот, вторая группа уверена, что вопрос не в том, будет или не будет создан искусственный суперинтеллект, реальный вопрос другой: когда? Если послушать сегодняшних Сири, Алексу, Алису и прочие реализации голосовых ассистентов и оценить их прогресс за последние десять лет, становится очевидно, что через десять, сто или тысячу лет — неважно, но машина научится делать любую работу лучше самого профессионального из людей. А уровень внедрения ИИ будет таким, что если сегодня 3 процента работ выполняют машины, а 97 процентов — люди, то всего через несколько десятков лет 97 процентов будут делать машины и 3 — люди. 

В этом случае с эволюционной точки зрения резонно будет поставить вопрос: а кто нужнее? И Илон Маск попросту пытается сделать то, что наш далекий предок сделал, когда слез с дерева и, взяв палку-копалку, стал лучше и эффективнее за час, а не за миллион лет. Мы смертны. Машины нет. Мы учимся большую часть жизни, и редко кто успевает продвинуть науку вперед. Машина никогда ничего не забывает и всегда может стать только лучше.

Маск пытается дать нам — человечеству — шанс снова обмануть эволюцию: улучшить себя и стать конкурентоспособными на фоне нами же создаваемых супермашин. Ибо, если этого не сделать, перспективы будут самые печальные. Нам надо стать «Людьми 2.0», чтобы у каждого был постоянный доступ к информации, чтобы каждый быстрее обучался и догонял актуальный уровень научного прогресса. 

С этой точки зрения надо смотреть на чипы очень серьезно, это наш реальный шанс. Если мы не начнем воспринимать слияние с машинами на наших условиях, то произойдет слияние не на наших. 

— Можно ли при помощи чипа манипулировать человеком? 

— Представьте, что человек с айпадом в руке заходит в лес. Подходит к дереву с дуплом. Кладет в дупло свой айпад. Если он думает, что с его помощью он сможет управлять деревом, то он глубоко заблуждается. Это несовместимые системы. По той же причине не надо бояться чипов. Они никак не взаимодействуют с нервной системой человека. Опять же, у каждого из нас в кармане уже есть трекер в виде смартфона, и я только что рассказывал, каким объемом данных обладают компании, поэтому в манипулировании ничего сложного нет и без чипов. Но те чипы, что делает Илон Маск в компании Neuralink, совершенно другая история — эти уже подключаются к нервной системе и там не все так просто. 

— Кстати, про работу. Что, по мнению ученых, может произойти с профессиями после того, как будет появляться все больше и больше машин?

— Прогноз Маккензи, который делался до ковида, утверждает, что за счет автоматизации и цифровизации будет потеряно порядка 800 миллионов рабочих мест к 2030 году. Мое мнение — они оптимисты, и в реальности потери составят около миллиарда. Плюс случился ковид, своего рода катализатор, который ускорил этот процесс. 

Кстати, по версии тех же Маккензи, уже было потеряно около 100 миллионов рабочих мест в одной только индустрии HoReCa. Но я, опять же, думаю, что глобально пострадало гораздо больше людей и бизнесов. Сегодняшний тренд — это исключение человека из всех цепочек принятия решений, если это возможно. Все чаще мы берем на работу программные комплексы, ибо это действительно эффективнее и дешевле, к тому же не нужны страховки, бесполезны профсоюзы, не нужны социальные гарантии — словом, рай для работодателей. А машина бесправная, с ней никаких проблем нет. Поэтому мы вступаем в эпоху «робовладельцев». Круг замкнулся. 

— Как вы считаете, в чем ИИ может заменить человека, а в чем нет?  

— Я не люблю приносить плохие новости, но машины смогут со временем заменить практически все и всех. Внутри нас играет лишь человеческое эго, которое говорит, что компьютер никогда не сможет хорошо рисовать. Это не так. Все великие художники копировали друг друга, если говорить про людей. Они даже в открытую признавались, что воровать — это прекрасно. Брали за основу Микеланджело или Ван Гога, долго повторяли и в итоге вносили что-то свое. То же самое может делать машина, только она сопоставляет большие объемы информации и ей нужно время, чтобы научиться это делать один раз.  

Человеческий мозг — это нейронная сеть, в которой больше 85 миллиардов нейронов, соединенных друг с другом тысячами синапсов уникальным образом, и связи эти меняются в динамике. То есть атомов во вселенной меньше, чем вариантов визуализации мыслительного процесса человека. Искусственные нейронные сети пока что в разы примитивнее. Но не надо недооценивать текущие разработки в области ИИ. И скорость, с которой они развиваются, тоже не надо недооценивать.

В качестве примера возьмем профессии, которые обсуждаются экспертами и якобы находятся вне опасности — учитель или врач. Типовой врач GP (или, по-русски, терапевт), у которого есть 15 минут на одного пациента, идет по конкретному сценарию: задает вопросы, измеряет давление и пульс, смотрит горло, легкие. Он выполняет функцию фильтрации, после которой дает таблетку и отправляет человека домой или передает его в руки узкого специалиста. Так в какой же вселенной искусственный интеллект не сможет сделать то, что я сейчас описал? Сможет, причем в разы точнее, круглосуточно и почти бесплатно. Поэтому не надо питать иллюзий — все, что связано с медицинскими профессиями, находится в опасности. И я вас уверяю, есть причина тому, что в «Звездных войнах: Империя наносит ответный удар», когда Люку отрубили руку, обратно ее приделывал ему робот, а не человек. Это был хороший визионерский взгляд Лукаса на то, как медицина может выглядеть в будущем. 

Но медики — это не все. Реальность еще страшнее. Разница между обезьяной и человеком — всего один процент ДНК. И вот в этом одном проценте — Микеланджело, полеты в космос и все на свете: то, что обезьяна не в силах представить. Машине достаточно стать всего на один процент лучше людей, и в этом проценте будет то, о чем мы даже пока не задумываемся.  

— А что насчет эмпатии? Особенно, если мы говорим про врачей. 

— Человеческий организм — это электромагнитный квантовый биокомпьютер. Нейронная сеть мозга сама по себе сложна, но вариативность мыслительного процесса дополнительно усложняется гормональным фоном, контекстом и другими параметрами. Это невероятно сложная система, но сложная — не значит неповторимая. 

Такие факторы и «веса» в нейронной сети, как действия гормонов и, условно, повышенного ферритина, можно будет воссоздавать уже в недалеком будущем. В чувствующих машинах — ничего невозможного нет. Кстати, этот сценарий неплохо показан в фильме «Из машины». И вообще, не надо себя тешить иллюзиями о нашей уникальности и неповторимости: в 2018 году Китай стал первой страной, чьи ученые смогли клонировать приматов. Врача сразу посадили для виду, но уже вроде выпустили, потому что такого гения не будут в тюрьме держать. Клонирование примата означает, что и клонирование человека — не вопрос возможности, а вопрос того, когда именно это случится.