Стивенсы едут отдыхать в Богнор-Риджис — как и год назад, и два, и двадцать лет до этого. Накануне отъезда они ужинают яблоками в тесте и слушают дождь, рассматривают дикий виноград из окна поезда, осваивают маленькие купальни пансионата и гуляют вдоль берега после вечернего чая. Удивительный роман, в котором на первый взгляд ничего не происходит, но оторваться от него невозможно. В каждой детали просвечивает большая история целого семейства, тонких отношений и ритуалов. Простая медленная жизнь — и немного светлой печали.
«В отпуске человек становится таким, каким он мог бы быть, каким он сумел бы быть, если бы вышло немного иначе. В отпуске все равны, все могут строить воздушные замки, не задумываясь о расходах и не обладая архитектурными талантами. С замками, созданными из столь тонкой материи, нужно обращаться благоговейно и укрывать их от резкого света грядущей недели».
«Искатель» — скорее августовское чтение. В нем туман, первые холодные ночи, предчувствие осени. Действие происходит в Ирландии: бывший полицейский Кел Хупер сбегает жить в деревню, где единственное людное место — крохотный паб. Конечно, и здесь ему не отделаться от работы: пропадает без вести подросток, и Келу приходится взяться за дело. Несмотря на то, что Тану Френч считают мастером детективных историй, в этой книге сюжет отходит на второй план и уступает место атмосфере: нарочито неторопливый, многослойный текст заставляет если не влюбиться в ирландскую природу раз и навсегда, то точно приехать в гости.
«В этих же местах первый свет растекается по полям, словно творится нечто священное, зажигает искры на миллионах росинок и превращает паутины на изгородях в радуги; туман вьется над травами, а первые кличи птиц и овец, кажется, легко преодолевают многие мили. Когда только удается себя заставить, Кел старается встать пораньше и съесть завтрак на заднем крыльце, упиваясь холодом и ароматом земли».
Джулия читает записки своей бабушки: «О детстве, о войне, о партизанах. О Провансе, о танцевальных вечерах, о безудержном веселье. О нежности». Сама бабушка страдает деменцией и записывает для внучки всё, что удастся вспомнить. Получается история сразу в двух временных пластах: с одной стороны, Джулия, которая изо всех сил пытается навести порядок в собственной жизни, с другой — яростный и прекрасный двадцатый век, который вершит судьбу Жанины. Вопреки всему, это очень легкая и светлая книга, жанрово тяготеющая к любовному роману, что особенно приятно на фоне южно-французских пейзажей.
«Эта история начинается в Провансе, в маленькой деревушке на холмах, окруженной виноградниками и залитой солнцем. По улочкам, между домами, крытыми круглой черепицей, плывет запах горячего хлеба, или душистого кустарника, или моря — смотря откуда дует ветер. На вершине холма стоит розовый домик, увитый глицинией и обсаженный оливковыми деревьями».
Еще один «холодный» роман — на этот раз шведский. Девятнадцатый век, проповедник и его ученик путешествуют по лесам. Гармонию нарушает исчезновение местной пастушки Хильды — во всем винят медведя, который якобы задирает местных жителей. Ниеми скорее играет в «деревенский триллер» — на самом деле, его книга прежде всего о любви к северу (пусть даже суровому, мрачному и опасному), а смешаны в ней реальная история пастора Лестадиуса, этнография, философия, юмор и даже кулинария.
«Мне казалось, я плыву в лодке по большому неподвижному озеру. Лежу на дне, заложив руки за голову, и смотрю на небо. Облака тоже куда-то плывут… нет, не куда-то — они плывут, как и я, к горизонту. Кто-то, я не вижу кто, сидит на веслах и гребет так равномерно и спокойно, как может грести разве что ангел. Повернул голову — так и есть, ангел. И в самом деле ангел: от него исходит тихое, почти незаметное, но все же ясно различимое сияние».
Русский писатель едет в Португалию дописывать текст — и, как водится, влипает в историю. «Радин» чем-то напоминает набоковского «Пнина», чем-то — «Картахену» самой Элтанг. Особенно многоголоса структура произведения, в которую то и дело попадают «случайные» рассказчики с обрывками собственных жизней — художники, галеристы, танцовщицы. За концентрированное удовольствие отвечает стиль, за должное напряжение — мистическая линия. И, конечно, один из главных героев здесь — Порту с его клеверными полями, ночными поездами, крепким кофе на ночь и множеством чужих секретов.
«Если верить поэту, Лиссабон безмятежен и безмолвен, обморочный пульс его медленной жизни слаб и редок: в апреле он бросает работу, чтобы следить за возвращением ласточек. Что до Порту, то его никто не воспел, придется мне самому».
Если «Радин» предназначен для медленного чтения, то роман Ребекки Куанг — настоящий пейдж-тернер. Молодая новеллистка Джун чахнет в тени своей гениальной подруги Афины Лю. Но Афина внезапно умирает, и к Джун попадает рукопись ее неопубликованного романа. Что делать? Как-то само собой получается, что Джун печатает роман под своим именем — и вот уже на пороге слава и долгожданный успех. Но, разумеется, у всего есть цена, а любое преступление уже содержит в себе наказание. «Йеллоуфейс» много месяцев возглавляет мировые списки бестселлеров — и вообще, кажется, это самый обсуждаемый текст года —безумно увлекательный, актуальный и неоднозначный.
«А в голове у меня все время мысль: «У тебя получилось. Ты, блин, сделала это». Я живу жизнью Афины. Слава наконец находит своего героя. Я все же пробила этот стеклянный купол. У меня есть все, к чему я когда-либо стремилась, — и вкус у него именно такой, каким я его себе представляла».
Влюбленные сбегают из пуританской колонии и строят хижину в дремучем лесу. Идут годы, сменяются поколения — лес становится свидетелем всего. Некоторые герои рассказывают о себе сами, другие истории даны в письмах, дневниках, докладах, песнях. Сама природа становится полноправным героем: любовная драма жука-короеда не менее важна, чем, скажем, линия аристократки мадам Росси с ее спиритическими сеансами. Мейсону удается сделать придуманный им мир осязаемым, заставить читателя почувствовать его ароматы и вкусы, и перенестись на несколько вечеров в заброшенный зеленый оазис.
«На исходе августа женщина закутывает ребенка в одеяло, закрывает дверь хижины, выходит на опушку и, бросив последний взгляд на дом, исчезает в лесу. Олени поднимают головы над кустами золотарника и глядят ей вслед, затем робко подбираются к огороду. С оглушительным рокотом над долиной проносится стая странствующих голубей, затягивая небо темной завесой».
Рассказчик садится в поезд на границе с Нормандией — и отправляется на поиски некой девушки, которая ворует фрукты с деревьев. Девушку он не находит, что не мешает придумать ей целую биографию, поинтереснее настоящей. Это «гурманское» необычное чтение, текст, который способен погрузить в полуденный транс, — стилистически безупречный, сотканный из философских отсылок, пасторальных пейзажей, Пруста и Барта. Идеален для неспешного путешествия по старой Европе — в особенности, поездом.
«Эта история началась в один из тех дней разгара лета, когда ты первый раз в году идешь босиком по траве и тебя жалит пчела. Во всяком случае, со мной именно так и случается с незапамятных времен. И теперь я уже знаю, что такие дни, отмеченные первым и часто единственным ежегодным укусом пчелы, совпадают, как правило, с началом цветения клевера, среди которого, у самой земли, копошатся еле приметные пчелы».
«Мой год отдыха и релакса» — пожалуй, пик мастерства Мошфег — уморительно смешной и язвительный роман об усталости, надежде и перерождении. Главная героиня (чье имя мы так и не узнаем) настолько устала, что решает проспать целый год. Для этого она ходит к психотерапевту и раз за разом просит всё более ударные дозы снотворного. План надёжный как швейцарские часы — вот только периодически она просыпается, не приходя в сознание и делает разные глупости.
«Я гуляла, дышала воздухом, а потом села на скамейку и стала смотреть, как пчела кружится над головами проходящих мимо подростков. В неспешном колыханье ветвей ивы было величие и грация. Была доброта. Страдание и боль — не единственные условия для роста, сказала я себе. Мой сон помог. Я стала мягкой, спокойной и вновь обрела чувства».
Прощальная книга «хулигана Эдички», изданная посмертно. Взбалмошную Елену сменяет Фифи в золотых босоножках, алтайское туманное утро навевает воспоминания о Харькове, а эпилогом к жизни внезапно становится «всплеск юбки» в клипе Леонарда Коэна Dance Me to the End of Love. Меланхоличная и трогательная, состоящая из обрывков всего, что Лимонов любил и видел, — не роман, а путевая заметка о неумолимости времени и том, что остается в конце. Если вдруг ждете премьеру «Баллады об Эдичке» — это точно ваш выбор.
«Мне всё оказалось нужным. И монгольские пастухи-гаучо на мотоциклах, и дефиле устаревших французских войск на Champs-Élysée — всё оказалось нужным. Они смехотворны, эти войска, они устарели, как Франция.
И всё останется. И всё уже осталось.
Сейчас вспомнил, как в Монголии лошади любят забираться неглубоко в пруд и стоят стайкой, кругом таким, голова к голове, будто совещаются».
Попадая в зал, зритель видит двух главных персонажей пьесы — Вальдеса в исполнении Ваджа Али…
Когда я впервые столкнулся с лондонским рынком недвижимости, то подумал, что мой предыдущий опыт даст…
Хотя налог на наследство, который наследники должны будут уплатить после смерти владельца фермы, вдвое меньше…
Алиса, давайте начнем c самого начала. Вы получили первое образование в computer science, а потом…
Кингстон – мой первый форпост неразделенной любви к Британии. В 2012 году я приехала сюда на…
Импрессионизм, кубизм, фовизм — Сергей Щукин был одним из первооткрывателей модернизма для русского зрителя. Он…