Георгианский коттедж в Южном Лондоне. В гостях у коллекционера Ольги Мазур

Тесный ряд домов на Южном берегу Темзы напоминает декорации к кинофильму, действие которого происходит в Лондоне Георгианской эпохи. Когда-то эти причудливые двухэтажные коттеджи из темного кирпича были доходными домами для рабочего класса: строителей, портных, гравировщиков. Теперь же все эти коттеджи принадлежат одной семье, и в комнатах, где раньше находились отдельные квартиры, появились гостиные, спальни и кабинеты — небольшие, но очень уютные.

Один из таких бывших доходных домов принадлежит коллекционерам Ольге и Айвору Мазурам. На его первом этаже — просторная гостиная, кухня-столовая; на втором — две спальни; а в саду — отдельная пристройка, в которой расположен кабинет хозяйки дома. В нем она проводит больше всего времени — за работой, в изучении истории костюмов «Русских балетов» Дягилева и в поисках уникальных экземпляров для своей коллекции.

Про историю

Сначала в этот дом переехал мой муж — он купил его более тридцати лет назад. Я тогда жила в Петербурге и училась в университете, по окончании которого работала юристом в Эрмитаже, а в Лондон переехала в 2005 году, когда вышла замуж. Это мой первый и единственный дом в Англии — я живу в нем практически двадцать лет. Дом сразу же показался мне очень интересным, и, хотя петербуржцев старыми постройками удивить сложно, здесь у меня появилось необычное ощущение пространства прошлого, но не ушедшего, а вполне актуального сегодня.

Нашему дому уже более двухсот лет. В 1824 году в него заселились первые жители: на каждом этаже было по две комнаты, и в них умещались целые семьи — всего в доме могло проживать до двадцати человек. Несмотря на то, что это был доходный дом, предназначенный для рабочего класса, строили его по всем пропорциям георгианской архитектуры, снабжая каждую комнату камином, — так получился английский неоклассицизм в миниатюре.

Первые жильцы были людьми ремесленно-творческих профессий: портные и шляпники, гравировщики и переплетчики книг, кузнецы и столяры. В конце XIX века добропорядочные викторианцы водрузили на нашей улице детскую школу и социальное жилье для неимущих, а вновь прибывшие эмигранты из Италии построили небольшую фабрику мороженого — они были известны под английской фамилией Bird, очевидно переведенной с итальянского Uccello. В начале XX века на улице поселились флористы, и ее украсили цветочные лавки. А к середине XX века коттеджи углубили, немного сократив площадь сада, так как часть улицы, включая фабрику мороженого, пострадала от бомбежки в войну. Позднее, в 1970-е, улица получила статус архитектурного памятника второй степени, а это значит, что трогать фасады, менять окна, входные двери, планировку дома и его исторические элементы нам без согласования нельзя. В некоторых домах на нашей улице оконные стекла сохранились еще с XIX века — их можно определить по неровной поверхности. 

Несмотря на монотонный ритм одноликих фасадов коттеджей, их внутреннее пространство очень разнородно по площади и, конечно, по стилю. Жесткий холодный минимализм не всегда к лицу старому дому. Мы сторонники диалога, нам важно внести все современные удобства в дом, а при определении стиля и характера интерьера балансировать между его историей и своими предпочтениями. Ряд наших соседей невероятными усилиями получили разрешение на строительство подвалов и, словно кроты, роют их. Другие, конечно, негодуют — обычная лондонская история. Зато мы все объединяемся перед общей угрозой надвигающихся на нас небоскребов, вмешательства в ткань улицы новых построек. Иногда успешно: например, мы предотвратили строительство нового стеклянного здания на незастроенном участке улицы — на том основании, что у нас есть, оказывается, право на «открытость пространства». 

Среди нынешних жильцов нашей улицы — адвокаты и банковские служащие, музыканты и поэты, два профессора средневековой истории, дирижер, художник-иллюстратор, солист балета и, да, моя соседка Лиз — учительница на пенсии, а теперь моя ученица русского языка: она всегда мечтала научиться читать русские стихи.

Про искусство читать надписи

Внутри дом украшает коллекция картин и антикварных предметов, собранная по большей части моим мужем Айвором — по профессии он арт-дилер. У нас есть много предметов искусства конца XVIII – начала XIX века, связанных с эпохой, в которую дом был построен. Одна из моих любимых вещей — очень милый керамический бюст царя Александра I, созданный благодарными художниками гончарной фабрики Эноха Вуда в Стаффордшире. Бюст символизирует единение Британии и России в победе над Наполеоном, а надпись на его тыльной стороне гласит, почти как у Лермонтова: Moscow burnt, Europe preserved.1812.

Когда мы с мужем начали жить вместе, я решила навести в доме свой порядок, и этот процесс был очень познавательным. Так я нашла черные пуанты и шапочку. Выглядели они крайне непривлекательно. Пуанты ладно, а шапочка — достаешь из целлофанового мешка, и вся комната заполняется страшной пылью, на ней были ветхие страусиные перья. Внутри надпись: «Любовь Чернышова, CW Beaumont, 1919-й». А в черных пуантах — With friendly feelings. Karnaval, CW Beaumon и дата. Спрашиваю Айвора: «Это на выброс?» Он говорит: «Нет, я это много лет назад уже спас из груды вещей на выброс у своего старого приятеля — это из русского балета». Вот такая встреча с «Атлантидой» — я тогда ничего о Дягилеве не знала.

Имя Любови Чернышевой, знаменитой балерины, привело к Ballets Russes. Потом я нашла фото, где она в той самой шапочке с перьями — это ее главная роль в «Шахерезаде». А чьи пуанты? Стала искать знатоков Ballets Russes и познакомилась с Александром Шуваловым — он прежде был директором Театрального музея в составе Музея Виктории и Альберта, фанат Дягилева. Александр нас свел с Сарой Вудкок, хранителем костюмов музея. Она, к моему счастью, только вышла на пенсию, это был 2006 год. Времени у нее было много — мы провели большое расследование и выяснили, что черные пуанты принадлежали Коломбине в балете «Карнавал» в хореографии Михаила Фокина и оформлении Леона Бакста. Коломбину танцевали три танцовщицы: Лидия Лопухова, Лидия Соколова и Тамара Карсавина, но по множеству обстоятельств мы сделали вывод, что принадлежали пуанты все-таки Карсавиной. И почерк похож — много ее писем сохранилось в V&A. Она вышла замуж за английского дипломата, жила в Лондоне, в доме в Хэмпстеде: очень красивом, большом, увитом плющом.

Про балет Дягилева

Столкнувшись с миром Дягилева, невозможно пройти мимо — в нем есть все, чтобы удивить, пленить и не отпускать. Даже если вы никогда не слышали о «Русских балетах» Дягилева, то уж наверняка имена Бакста, Стравинского, Нижинского, Баланчина, Рериха, Гончаровой, Ларионова, Матисса, Пикассо и Коко Шанель знакомы многим. Сергей Павлович Дягилев работал с самыми талантливыми хореографами, художниками, танцорами и композиторами своего времени. Я считаю, что он сам был художником, только его инструментами были не кисти и краски, а люди — великие мастера начала XX века. 

Постановки дягилевских сезонов были больше, чем балет: бакстовская экзотика декораций и костюмов выплескивалась со сцены прямо в моду и дизайн интерьера; музыка Стравинского и хореография Нижинского к балету «Весна священная» произвели шок на парижскую публику и привели к «массовым беспорядкам» в театре; работая с Дягилевым, вдохновленный Пикассо открыл новый художественный стиль и женился на танцовщице Ольге Хохловой, которая очень любила одеваться у Шанель. 

Дягилевская труппа никогда не выступала в России. Она сначала экспортировала русский балет мятежного хореографа Фокина в Европу, а затем осталась на Западе и выросла в что-то очень европейское с русскими корнями. Премьеры спектаклей всегда имели место в Париже, культурной столице мира тех времен — парижская публика жаждала постоянной новизны. Лондон же был надежным тылом дягилевских выступлений — его жители всегда были преданы старым постановкам и открыты новым. К тому же в Англии балета до Дягилева не видели — впоследствии балет Королевской оперы и балет Рамбер были основаны дягилевскими Мари Рамбер и Нинет де Валуа. А ещё многие дягилевские балерины жили в Лондоне: Тамара Карсавина, Лидия Соколова, Лидия Лопухова, которая вышла замуж за известного экономиста Кейнса, Любовь Чернышова с мужем Сергеем Григорьевым, директором «Русских балетов». 

Интересно, что спустя много лет после смерти Дягилева именно англичане стали самыми преданными энтузиастами и исследователями дягилевского наследия. Англия — своего рода место культа Дягилева. В 1948 году вышел эпохальный британский фильм Пауэлла и Пресбургера «Красные башмачки», вдохновленный Дягилевым, с Леонидом Мясиным в одной из ведущих ролей. В 1954 году в Эдинбурге и Лондоне прошла триумфальная выставка «Дягилев» — ее посетили 145 тысяч человек, а куратором был Ричард Бакл, один из самых известных историков «Русского балета» Дягилева и его величайший энтузиаст. Наконец, самая большая коллекция костюмов, декораций, фотографий и документов балетов хранится в Музее Виктории и Альберта.

Про коллекцию

Пока я «шла по следам» Чернышевой и Карсавиной, один знакомый дилер предложил нам купить костюмы к постановке «Русских балетов» «Песнь соловья» 1920 года, причем костюмы были расписаны самим Матиссом. Мы их приобрели и сразу отправили на реставрацию вместе с черными пуантами и головным убором Чернышевой. Так началась история нашей с мужем коллекции, пополнение которой возможно было прежде всего в Англии. И вот почему.

После смерти Дягилева в 1929 году Леонид Мясин, Любовь Чернышева и Сергей Григорьев присоединились к вновь образованной труппе «Русский балет Монте-Карло», учрежденной Василием Воскресенским (сам он называл себя полковником де Базилем). Труппа унаследовала не только репертуар, но и выкупила костюмы и декорации дягилевской антрепризы. Позднее она была преобразована в «Русский балет колонеля де Базиля», и за двадцать два года своего существования труппа объездила весь мир с постановками Дягилева и не только. Дягилевские костюмы главных партий в большинстве случаев изнашивались, их делали заново, а костюмы второстепенных ролей сохранялись.

Балеты де Базиля прекратили существование с его смертью в 1951 году. Реквизит, костюмы и декорации хранились на складе под Парижем и были собственностью английской компании, директором которой являлся мистер Энтони Диамантиди из Таганрога. Он переместился в Европу, там разбогател, жил под Лондоном, финансово поддерживал балеты де Базиля и по сути купил его. У Сержа Григорьева, мужа Чернышовой, чью шапочку я нашла, были ключи от склада. В 1967 году Григорьев был тяжело болен и нуждался в деньгах, поэтому взял ряд вещей из хранения и через переводчицу предложил их на продажу в Sotheby’s. Среди восемнадцати предметов оказались костюм Нижинского к «Синему богу» (1912), костюмы акробатов по дизайну Пикассо к балету «Парад» (1917), костюмы Коко Шанель к «Голубому экспрессу» (1924). 

Sotheby’s решил рискнуть — прежде никто не продавал на торгах костюмы к балетам — и устроил аукцион. Волшебство Дягилева привело в зал аукциона такое количество покупателей и зрителей, как будто это была премьера спектакля. Нарядные леди и джентльмены толпились, мест на всех не хватало, исключение сделали лишь для знаменитостей и королевских особ, таких как принцесса Маргарет и лорд Сноудон. На утро пресса была полна публикаций о триумфальных торгах. Вскоре дягилевские костюмы и декорации приехали из Парижа на лондонский Sotheby’s. Торги шли с 1968 по 1973 год, местом проведения был театр «Скала» (его уже нет) в Ковент-Гардене, и студенты королевской балетной школы под руководством Лидии Соколовой демонстрировали лоты на сцене. Модники Лондона покупали костюмы по дизайнам Бакста, Головина и Рериха в качестве актуальной одежды, кто-то пополнял карнавальный гардероб, но большинство вещей было приобретено музеями: Виктории и Альберта, Национальной галереей Австралии, Стокгольмским музеем танца, американскими и французскими музеями. Самый дорогой предмет торгов — занавес из «Голубого экспресса» Пикассо с бегущими менадами — ушел за £69 000.

Наша коллекция дягилевских костюмов — самое большое собрание подобных вещей в частных руках. Она собрана в специальном хранилище — в ней около сорока предметов, среди которых костюмы работы Бакста к балетам «Тамара» и «Шехерезада», Головина к «Жар-птице», Гончаровой к «Золотому петушку». Большую часть времени мы стараемся их не тревожить — костюм очень хрупкий для экспонирования предмет, но иногда все-таки выставляем у себя дома, например, когда устраиваем праздники, связанные с балетом, и приглашаем гостей.

Разумеется, мы предоставляем костюмы на выставки или продаем музеям. Костюм Матисса теперь экспонируется в Галерее искусства Йельского университета по соседству с Кандинским и Бранкузи, а часть нашей коллекции приобретена Третьяковской галереей. Грандиозный задник к постановке 1909 года «Половецкие пляски» по эскизу Николая Рериха покинул нас в пандемийном 2020 году. Сотрудники галереи разработали специальное оборудование и метод реставрации декорации. Трудами большого коллектива реставраторов он уже укреплен и был показан на выставке Рериха. Говорят, что эта декорация половецкого стана в сине-зеленых тонах производит поистине космическое впечатление. А ведь все начиналось с уборки в лондонском доме.

Оригинальный текст напечатан в специальном выпуске журнала «Зима» #английскийдом. Заказать свою копию можно по ссылке.