Джейн Биркин и ее сумка Hermes

…Ну вот ее и купили. За 10 миллионов долларов или что-то вроде того. Имя счастливого обладателя – Шинсуке Сакимото, японский коллекционер, глава компании Valuence Japan. В ближайшее время он пообещал собрать пресс-конференцию и рассказать о том, что собирается делать с легендарной сумкой Джейн Биркин Birkin Hermes. А пока маленькая история, приключившаяся ровно двадцать лет назад. 

– Вы поможете продать мою сумку? – обратилась ко мне Джейн Биркин во время своей пресс-конференции. 

Это было в ресторане на Патриарших прудах, куда нас позвали пообщаться с французской звездой накануне ее концерта в клубе БИ-2.

Не знаю, почему из всех присутствовавших журналистов Джейн предложила это именно мне. Наверное, у меня вид человека, который в свободное время приторговывает дорогими дамскими сумками.  

Birkin Hermes стояла на столе, порядком потрепанная, с наклейками Amnisty International и других правозащитных организаций.

– Вы хотите сейчас устроить аукцион? –  растерянно поинтересовался я.

– Да, да! Я бы с удовольствием ее продала, а все деньги пошли бы в Фонд Солдатских матерей или жертвам чеченской войны. 

– Ну как же вы сами без сумки-то? – всполошились журналисты.

– Да очень просто. Побросаю свои пожитки в два бумажных пакета и поеду в Петербург на гастроли. Мне самой эта сумка не так уж и нужна. 

Когда сталкиваешься с такими людьми, как Джейн Биркин, невольно начинаешь испытывать комплекс неполноценности. Она, конечно, была редкое создание. Хрупкий, но стойкий цветок. И мало что про нашу тогдашнюю жизнь знала. Но ей не надо было объяснять, что такое боль, несправедливость, жестокость. Она знала, что нельзя молчать, когда творится зло. Поэтому и протестовала, и обличала, и собирала журналистов. Вот даже сумку свою готова была отдать, только чтобы добыть денег для тех, кому они явно нужнее, чем ей. А петь ей все равно было где: можно в клубе, или на театральной сцене, или в подземном переходе. Не имеет значения! В старину таких называли «блаженными». Совсем без возраста, совсем без грима. Гибкая, как тростинка. Нестареющая «девочка на шаре». А шар для нее был весь мир. Пока не заболела, моталась по нему с гастролями беспрерывно: Америка, Япония, Израиль, Украина… Если нельзя долететь на Air France, доберется на танке. Так было, когда она в разгар военных действий отправилась в Косово. И танк оказался единственным и самым надежным способом передвижения. 

В 2005 году она рвалась поехать в Чечню, но ей не дали визу. Не пустили. И даже в Ингушетию тоже нельзя. Спасибо Комитету Солдатских матерей – помогли тогда организовать в Москве концерт, прошедший без особой рекламы и помпы. Но тогда пришли все. Помню, что в клубе «БИ-2» на Садовом было тесно, темно и пахло пивом. За 2000 рублей можно было постоять на танцполе около сцены. Говорят, что даже французский посол собирался потоптаться вместе со всеми. Правда, потом выяснилось, что он не пришел. 

Но и без него контингент был соответствующий: взрослые люди сильно за 40.  Для большинства из них Джейн – это их молодость, забытая нежность, которая подступает к горлу каждый раз, когда слышишь дрожащий, тоненький голос, старательно выпевающий: «Baby аlone in Babylon».

Ее репертуар менялся, но в основе всегда были песни Сержа Генсбура. Потом в ее жизни будут другие аранжировки, другие музыканты, другая любовь и еще одна дочь. Но Серж все время оставался где-то поблизости. Он возник на второй минуте разговора и с первых же мгновений концерта. Она произносит: «mon mari», — и ты понимаешь, что речь могла идти только о Генсбуре, она запевала «Elisa», и ты понимаешь, что она поет об утраченном счастье. 

Эти старые генсбуровские хиты в исполнении Джейн были похожи на поношенные мужские рубашки, хранившие родной запах, тепло и нежность, в которые она по привычке любящей женщины куталась, пытаясь продлить иллюзию близости, не оборвавшуюся ни с их разрывом, ни с его смертью – «Haine Pour Aime», «Сomment Te Dire Adieu», «La Javanaise».  

Она пела ему, она пела для него. Ну и для нас, наверное? А когда уже не осталось ни слов, ни песен, на сцену просыпался дождь заколок – она распустила волосы и начала танцевать. Красная валькирия, вечно юная ветеранша 60-х, бросившая вызов возрасту, времени и своим невеселым обстоятельствам. Ее поджидало еще много печалей: самоубийство старшей дочери Кейт, после которого она замолчала на долгие пять лет, болезнь, с которой она мужественно боролась, отмены концертов и неизбежные с этим убытки… Умерла одна. 

Тогда, осенью 2005 года, весь сбор от своего концерта в «БИ-2» Джейн передала в фонд Комитета Солдатских матерей. А легендарную сумку разумные и некорыстные чеченские матери продавать ее отговорили. Hermes Birkin еще пригодится. Вот и пригодилась! Но уже не Джейн, а ее дочерям Шарлотте и Лу.