«То ли сказка, то ли притча, то ли быль». Театр глазами русских режиссеров — на вечере в Marylebone Theatre

Минувшая неделя получилась в высшей степени театральной. Какой-то импровизированный KRYMOV FEST: вначале спектакль «Записки сумасшедших», прошедший с огромным успехом в Амстердаме, потом притихший зал после «Все нормально» на фестивале VIDIM BOOKS и, наконец, душераздирающий «Разговор», снятый к столетию Анатолия Эфроса. Фильм впервые был показан на большом экране во время режиссерского вечера, который устроил журнал «Зима» в лондонском Marylebone Theatre.

Вообще, изначально мы задумывали что-то праздничное и более или менее радостное. Все-таки 100 лет бывают только раз! Но наши обстоятельства к веселью как-то совсем не располагают, а потом этот страшный август… Юхананов, Бутусов. Одна смерть за другой… Так возникла идея провести вечер «Профессия: режиссер» по названию знаменитой книги Анатолия Васильевича. 

К тому же сейчас в Лондоне, кроме Крымова, находятся еще два наших соотечественника, два звездных режиссера Максим Диденко и Александр Молочников. У обоих премьеры: у Молочникова «Seagull: the true story» здесь же на сцене Marylebone Theatre, а у Диденко — «Саломея», которую скоро привезет в Лондон Театр Гешер. Получилось что-то вроде режиссерского триптиха. 

Об Эфросе вспоминал и рассказывал, разумеется, сам Крымов. О Борисе Юхананове — Максим Диденко. О Юрии Бутусове — Саша Молочников. К ним еще присоединился писатель Олег Радзинский, который хорошо знал Юхананова и был его другом. 

По каким-то осколкам, кусочкам, коротким вспышкам вдруг у нас на глазах стал оживать коллективный портрет времени. Русский театр — взгляд издалека. Мы все как будто прильнули к стеклу иллюминатора, чтобы получше разглядеть любимый ландшафт, увидеть дорогие лица, снова мысленно пройтись знакомыми маршрутами — Малая Бронная, Тверская, Таганская площадь… К чему все слова? У нас был великий Театр. И, наверное, надо было всем участникам вечера пройти свой эмигрантский круг — отъезды, разрывы, крушения, — чтобы ощутить это в полной мере. И тем не менее свой выбор они сделали. И это уже даже не выбор, а судьба. 

Черно-белые кадры, где в ответ на признания сына Эфрос горестно закрывает лицо руками (компьютерное чудо, сотворенное Крымовым и Петром Вознесенским), действуют совершенно ошеломительно. На самом деле так, наверное, должна выглядеть сегодня сцена встречи Гамлета с Призраком Отца. Помехи, экран, сочувствующий, но как бы немного отстраненный голос… Уже не отсюда. Холодок, пробегающий по спине. Как вообще такое возможно? Но это и есть режиссура высочайшего класса, когда зрительское сознание отказывается понимать, как это сделано. 

А следом — обаятельный, смешной рассказ Максима Диденко о том, как он собирался поставить в «Электротеатре Станиславский» у Бориса Юхананова некое рекламное действо по случаю юбилея французского коньяка Courvoisier. Задумано все было с европейским размахом и шиком, как любили раньше в Москве. Вмешалась война. Сама презентация была назначена на 24 февраля 2022 года. И никаких тебе орхидей, никакого Познера с Собчак в роли почетных гостей… Привезенные коньячные бутылки так никто и не распечатал… А пустые столы в фойе Электротеатра стали предвестием грядущих печалей и потерь. «Где стол был яств, там гроб стоит». Это не фигурально, а буквально так. Боря Юхананов, создатель и художественный руководитель театра, умер в самом начале минувшего траурного августа. 

Элегическую и мемуарную интонацию попытался сбить Александр Молочников. Ему все время надо что-то исправлять, менять, он, даже сидя на сцене, давал указания осветителю, куда следует направить луч прожектора, чтобы его лучше было видно. Безрезультатно! 

Надо знать, как устроен английский и вообще западный театр. Обычно это четкая система договора. Обо всем надо договариваться сильно заранее. Никаких импровизаций, никакого режиссерского произвола здесь давно не терпят. Никто не будет приспосабливаться или особо вникать в твои фантазии, желания и сны. 

Есть профсоюз, есть твердые расценки, есть понятные правила, и никому не позволено их нарушать. Представляю, как это порой невыносимо нашим режиссерам, воспитанным совсем в другом законе. Но чем больше сокрушался и жаловался Саша, тем больше я приходил к убеждению: мы в гостях. И лучше не дожидаться, когда тебе об этом напомнят. 

Главное и единственное, чему стоит поучиться у западных людей и западного театра, — это уважение. Уважение личных границ, уважение чужого времени, уважение другого мнения… Орущий и матерящийся главреж — анахронизм доисторических времен. Невротики и перфекционисты, неистово скандалящие с постановочной частью, — заведомо обреченные лузеры. Да, режиссер всегда беззащитен и одинок. Он отвечает за все — за эстетику, за этику, за вдохновение, за бюджет, за вечность. И за ним, как правило, ничего нет, кроме его таланта и замысла. Собственно, об этом и была «Чайка» Молочникова, которую я посмотрел накануне. 

Но вчера мы с ним говорили о другой «Чайке» — о спектакле Юрия Бутусова. И о том, какой переворот он произвел в сознании целого театрального поколения. Как много для всех нас значил! И что самый горестный флешмоб со времени начала войны случился, когда пришло горестное известие из Болгарии. Рыдали все. По иронии судьбы места для урны с прахом Бутусова в родном Петербурге не нашлось. Похоронили в Москве на Кунцевском кладбище, недалеко от могилы Анатолия Эфроса и Натальи Крымовой. 

А потом на экране возникли финальные кадры из «Бедного Марата» Эфроса — Ольга Яковлева, Лев Круглый, Александр Збруев… Молодые, красивые. «То ли сказка, то ли притча, то ли быль…».