Загрузка ...
Роман Должанский — театральный критик, соучредитель и арт-директор фестивалей «Новый Европейский Театр» (NET) и «Территория», член жюри Международной премии Ибсена. С 2022 года постоянно живет в Германии, регулярно выступая в качестве приглашенного драматурга. Автор книги «Крапива и пастила» (2024) о путешествиях по городам и селам России.
«Три мушкетера и я»
Постановка Дмитрия Крымова. Сословный театр, Национальный театр, Прага, Чехия
В новом спектакле Дмитрия Крымова много сюрпризов — от «бездонного» школьного ранца главного героя, обыкновенного мальчика, в начале, до плещущейся в аквариуме красной рыбки в финале. Между ними — рассказ о детстве, об обычной современной семье, в которой происходят необычные вещи. А все благодаря бабушке, которая так увлеченно читает внуку любимые книги, что их герои оживают. Да еще как — мушкетеры Дюма буквально пробивают крышу бабушкиной комнаты, седлают лошадей, бьются насмерть, пленяют миледи и потом отрубают ей голову, а из подводной лодки Жюля Верна выплывают светящиеся яркими красками морские обитатели, чтобы исполнить волшебный танец! Маме и папе мальчика некогда заниматься сыном, у них свои важные дела, а бабушки наши, увы, не вечны, — и когда «крымовская» бабушка седлает мушкетерского коня и мчится прочь из комнаты, мы не должны обманываться, что она вернется. Дмитрий Крымов умеет говорить о смешном задумчиво и меланхолично, а о грустном — с иронией и без депрессивной серьезности. Еще режиссер, как никто другой, умеет всех гармонично соединять на сцене: актеров с предметами, музыкантов со светом, свои собственные сны со зрительскими фантазиями о собственной жизни. Конечно, мы и без него знали, что детство ушло навсегда. Но благодаря его видениям и волшебным превращениям с этим знанием как‑то легче смириться.
«Музыка для живых» Гии Канчели
Постановка Максима Диденко, Боннская опера, Германия
Боннская опера объявила программу возвращения к жизни полузабытых опер. И с произведением грузинского композитора Гии Канчели сразу снайперски попала в нерв времени — действие «Музыки для живых» происходит в разбомбленном театре, где прячутся спасающиеся от войны люди. Наверное, в середине 80‑х годов это несколько сумбурное, странное и загадочное произведение, написанное на «тарабарском» языке и поставленное в Тбилиси Робертом Стуруа, смотрелось как фантасмагория, антиутопия или даже пародия. Сейчас — едва ли не как документация ежедневно творящегося в мире абсурда. Но новый спектакль в Бонне совсем не похож на тревожный репортаж в постылой новостной ленте. Прежде всего, благодаря «русской» команде, то есть режиссеру Максиму Диденко, художнику Галине Солодовниковой и видеохудожнику Олегу Михайлову. Оперу (некоторые считают, что это и не опера вовсе) об апокалипсисе они превратили в сложносочиненное, многоцветное и непредсказуемое шоу. Разглядывая видеомэппинг, флаги, розовые перья, костюмы военных, маски кроликов и крокодилов, украшения персонажей из исполняемой на итальянском языке интермедии, сначала теряешься, а потом понимаешь — собственно говоря, если что‑то и может еще спасти мир (об этом поют в финале оперы), то только свободная фантазия и радостные, несмотря ни на что, видения художников.
«Метель» Владимира Сорокина
Постановка Кирилла Серебренникова. Драматический театр Дюссельдорфа, Германия
Новый спектакль Кирилла Серебренникова ждали в Германии с удвоенным нетерпением. В главной роли сценического сочинения по «Метели» Владимира Сорокина занят отличный немецкий актер Август Диль, Воланд из наделавшей немало шуму экранизации «Мастера и Маргариты» и, что в данном случае еще важнее, доктор Менгеле из недавнего фильма Серебренникова. Актер и режиссер так понравились друг другу на съемочной площадке, что решили продолжить сотрудничество на сцене.
Как и во многих спектаклях Серебренникова последних лет, в версии повести Сорокина на сцене встретились русские и немецкие актеры. Правда, привычному по последним спектаклям режиссера двуязычию места больше нет: спектакль идет исключительно на немецком — интеграция так интеграция. Но главной темой все равно — никуда не деться — остается Россия, ведь действие стилизованной под классическую русскую прозу позапрошлого века сорокинской повести происходит где‑то на просторах необъятной. Серебренников хорошо умеет сочинять «гиблые места», где остановилось время и откуда никому не выбраться. Почти весь спектакль на сцене идет снег.
«Гедда Габлер» по Генрику Ибсену
Постановка Тимофея Кулябина, Национальный театр имени Ивана Вазова, София, Болгария
В пьесах Ибсена речь часто идет о проблемах общества, но действие обычно бывает ограничено стенами домов или квартир. В новом спектакле Тимофея Кулябина город становится одним из действующих лиц — эпизоды этой истории происходят в кафе и на улицах, в книжных магазинах и галереях, гостиницах и церквях, а сидящие в театре зрители видят их на экранах благодаря операторам, неотступно следующим за персонажами. Баланс «телерепортажа» и живой игры во время спектакля меняется — мы видим на экранах не только то, что происходит сейчас, но и прошлое (экран не дает героям врать, показывая, как обстояло дело на самом деле), и даже будущее, то есть открытие посмертной выставки Гедды Габлер. Дело в том, что еще одним из важнейших «действующих лиц» спектакля оказывается современное искусство, и о нем не только спорят или пишут книги. Самоубийство главной героини (по версии Тимофея Кулябина — всемирно известной акционистки) представлено как художественный проект, как радикальный жест протеста, как брошенное скучному потребительскому социуму решительное «нет». Конечно, убедительно говорить о таких вещах можно только с вершин собственного профессионализма, но и это условие в спектакле полностью соблюдено: труппа болгарского Национального театра, безусловно, одна из лучших в Европе.
«Скорбь демона»
Спектакль Ивана Естегнеева, Компания «Диалог Данс», Германия
В пластическом соло «Скорбь демона» есть сцена, в которой автор и исполнитель спектакля Иван Естегнеев держит в руке белую, будто мраморную, десницу — и то ли это он сам не отпускает того, от кого осталась только каменная рука, то ли эта рука тянет за собой живого персонажа. Еще одна великолепно придуманная сцена, очевидно отсылающая к классическим образцам — когда тело, точно Афродита из пены морской, будто заново рождается, высвобождаясь из черного мятого полиэтилена. Весь этот часовой спектакль сделан о смерти и о возрождении, о времени, которое все равно, сколько ни бегай от него, легко победит твою земную оболочку. Ну и об искусстве, в котором можно и нужно начинать заново, всегда пробовать, каждый раз будто снова собирать и осмыслять себя. И даже о новом, важнейшем явлении нашей жизни — об искусственном интеллекте, который может вкрадчиво имитировать и наш внутренний голос, и голос навсегда ушедших, и даже правила, по которым можно придумать спектакль. Вот только талант он пока все‑таки заменить не может. И настоящий спектакль не поставит, потому что настоящий состоит не из обобщений чужого опыта, а только из собственных открытий и ошибок. «Скорбь демона» — и о них тоже, и это один из самых красивых и запоминающихся часов, которые вы можете провести в современном танцевальном театре.
Чтобы оформить предзаказ нового номера журнала «Зима» по специальной цене, переходите по ссылке.