Загрузка ...
ГЛАВА ВТОРАЯ. БЕЗВРЕМЕНЬЕ И ВОДКА
«Я очень хочу, чтобы поскорее началась атомная война», — думала девочка, сидя под столом в комнате.
Эта девочка была моей будущей мамой. Она училась в англий-ской спецшколе, ее отец был военным, мать — врачом. Отец пил. Даже не так — он был алкоголиком.
Это был канун Нового года, мама с дочерью нарядили елку, на-крыли стол — ждали, когда папа вернется с работы. Папа пришел пьяным и, не обнаружив дома водки, устроил скандал. Повалил елку — стеклянные игрушки разбились вдребезги. Сорвал со стола скатерть — тарелки и приборы полетели на пол.
Девочка спряталась под стол.
«Хоть бы сейчас началась атомная война, — думала девочка под столом, — тогда всем было бы так же плохо, как и мне».
Ее мать просто легла на кровать и отвернулась, чтобы не смотреть на мужа и не разговаривать с ним. Он орал и колотил ее кулаками, чтобы привлечь внимание. Потом плакал, вставал на колени, просил прощения. Но она гордая — она так и не повернулась к нему.
Моя мама несколько раз рассказывала мне эту историю — и всякий раз на ее лице была назидательная улыбка. Иногда мне казалось, она имела в виду, что все худшее в жизни позади, а впереди — светлое будущее.
А временами я думал, что, может, она, наоборот, напоминала: даже если думается, что все хорошо, до атомной войны рукой подать.
«HE УЕЗЖАЙ»
После ареста и высылки Солженицына 29 марта 1974 года Ростропович и Вишневская пишут письмо главе СССР Леониду Брежневу:
В последние годы вокруг нашей семьи создалась невыносимая обстановка травли и позорного ограничения нашей творческой деятельности, игнорирования нашего искусства. Не видя выхода из создавшегося трагического положения, просим Вашего указания о разрешении выезда нас с двумя детьми за границу на два года.
Письмо они отдают секретарю ЦК по культуре Петру Демичеву с просьбой передать его генеральному секретарю Леониду Брежневу. Самому Демичеву они адресуют еще более эмоциональное послание:
Мы уверены, что в нашей стране существует организованная группа людей, обладающих силой и возможностями, которая в полный противовес интересам нашего государства затравливает талантливых и нужных государству людей, оставляя им только два выхода: самоубийство или выезд за границу.
Хорошо знакомый с Ростроповичем американский композитор Леонард Бернстайн пытается помочь ему: он узнаёт, что в Москву едет сенатор Эдвард Кеннеди, и просит его убедить Брежнева выпустить Славу и Галину из страны.
Вопрос о Ростроповиче и Вишневской рассматривается в верхах. Филипп Бобков, заместитель председателя КГБ СССР, выступает за то, чтобы отпустить Ростроповича. Спустя годы он будет называть себя спасителем виолончелиста. По его словам, если бы Ростроповичу не разрешили выезд за границу, он бы спился. Власти проявляют гуманизм: просьбу Ростроповича удовлетворяют.
Министр культуры Фурцева требует от Ростроповича уехать до 11 июня, то есть до начала конкурса пианистов имени Петра Чайковского — важного события в мире мировой классической музыки, чтобы многочисленные зарубежные гости не оказались свидетелями скандала. 10 мая 1974 года Ростропович как дирижер дает последний концерт в консерватории. Все знают, что маэстро прощается с аудиторией: зрители стоят в проходах и сидят на полу. Многие плачут. После окончания выступления зал скандирует: «Не уезжай!» 26 мая 1974 года Слава улетает в Лондон, Галина и их дочери присоединятся к нему через два месяца: девочки заканчивают в СССР учебный год.
В те же самые дни из СССР уезжает другой известный музыкант — бард Александр Галич. Его история чем-то напоминает судьбу Ростроповича: он тоже за считанные годы проделал путь от признанного, успешного и обеспеченного деятеля культуры до изгоя-диссидента. Проблемы Галича начались с того, что он на концерте исполнил песню «Памяти Пастернака», — на него написали донос в КГБ. Но и в этой ситуации, находясь под пристальным вниманием властей, Галич не скрывал своих мыслей и ценностей — чем и навлек на себя неприятности, следуя принципу из собственного стихотворения:
Вот так просто попасть в — палачи:
Промолчи, промолчи, промолчи!..
Галича исключили из Союза писателей, а потом предложили уехать в Израиль, что автоматически означало лишение советского гражданства. Он несколько лет отказывался, пока его не поставили перед выбором: тюрьма или эмиграция. «Что, Александр Аркадьевич? Севера и дальнего Востока вам не выдержать. Про сердце свое помните? Давайте на юг и Ближний Восток», — так шутит над ним офицер КГБ.
25 июня 1974 года Александр Галич уезжает из СССР по израильской визе, но при пересадке в Вене получает нансеновский паспорт и едет жить в Норвегию. Он будет работать на «Радио Свобода», но через три года погибнет в Париже при странных обстоятельствах: от удара током во время установки нового телевизора.
Положение Ростроповича и Вишневской после отъезда остается двойственным: они не эмигранты, а находятся в командировке, путешествуют по советским паспортам. Он по-прежнему числится в консерватории, она — в Большом театре. Поначалу Ростропович публично не высказывается о политике. Однако по прошествии двух лет вопрос о возвращении в Москву не поднимается, в 1977 году Ростропович соглашается занять место главного дирижера Национального симфонического оркестра в Вашингтоне. Тогда же в одном из интервью он говорит: «Советский Союз — страна мертвых душ, там умерщвляется все живое и прогрессивное». На вопрос, как ему живется на Западе, виолончелист отвечает: «Я здесь очень, очень счастлив».
В марте 1978 года Слава и Галина прилетают в Париж. Недавно в Вашингтоне они подали документы на продление истекающих советских паспортов и теперь ждут, что им пришлют новые. Советник по культуре посольства СССР в Париже обещает по телефону, что решение о выдаче новых документов будет принято в ближайшие дни. Но 15 марта советское телевидение сообщает, что правительство постановило лишить их гражданства. Вскоре в дверь Ростроповичу и Вишневской звонят два сотрудника посольства СССР и требуют, чтобы они немедленно сдали старые паспорта. Музыканты отказываются — и прогоняют дипломатов.
16 марта в газете «Известия» выходит статья «Идейные перерожденцы»: «Выехавшие несколько лет назад в зарубежную поездку М. Л. Ростропович и Г. П. Вишневская, не проявляя желания возвратиться в Советский Союз, вели антипатриотическую деятельность, порочили советский общественный строй, звание гражданина СССР.
Они систематически оказывали материальную помощь подрывным антисоветским центрам и другим враждебным Советскому Союзу организациям за рубежом. В 1976-1977 годах они дали, например, несколько концертов, денежные сборы от которых пошли в пользу белоэмигрантских организаций. Формально оставаясь гражданами Советского Союза, Ростропович и Вишневская, по существу, стали идейными перерожденцами, ведущими деятельность, направленную против Советского Союза и советского народа».
На следующий день возмущенные Ростропович и Вишневская пишут письмо лидеру СССР Леониду Брежневу:
Вы лишаете нас возможности жить и умереть на своей земле, на которой мы родились и которой небезуспешно отдали почти полвека нашей жизни, посвящая наш труд и талант своему народу… Мы не признаем Вашего права на акт насилия над нами, пока нам не будут предъявлены конкретные обвинения и дана возможность законной защиты от обвинений. Мы требуем над нами суда в любом месте СССР, в любое время, с одним условием, чтобы этот процесс был открытым. Мы надеемся, что на это четвертое к Вам обращение Вы откликнетесь, а если нет, то, может быть, хотя бы краска стыда зальет Ваши щеки.
Лишение гражданства в СССР — это наказание для знаменитостей: писателей, художников, музыкантов. Чаще с инакомыслящими обходятся проще: их сажают в тюрьму по статье то Уголовного кодекса РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда» или заключают в психиатрическую клинику с диагнозом «вялотекущая шизофрения». В 1976 году украинский поэт Василь Стус, находясь в тюрьме, пишет письмо в Верховный Совет СССР с просьбой лишить его гражданства: «Быть советским гражданином значит быть рабом…» Но его просьбу власти игнорируют. Все стихи, которые он пишет в застенках, отнимают и уничтожают.
Слава и Галина, наверное, знают об оставшихся в СССР диссидентах, но они заняты музыкой. Они становятся своими в мировой культурной элите: дружат с Бернстайном, Горовицем, Менухиным и другими звездами мировой классической музыки. Они коллекционируют искусство, фарфор и антиквариат. О судьбе тех, кто остался в России, то есть «о политике», они никогда не высказываются.
Поэт Андрей Вознесенский будет вспоминать, что однажды ночью он зашел в гости к Ростроповичу и Вишневской в их парижскую квартиру: «Беседы велись в обществе портретов Рокотова, Брюсова, Христа кисти Иванова, портрета Петра I, копия которого находится в Эрмитаже. Да и сам хозяин и хозяйка редкой красоты и гневной стати были такими же шедеврами русской культуры. На окнах с пуленепроницаемыми стеклами висели кружева с романовскими орлами, на малахитовых столах стояли кубки первых самодержцев, хозяин доставал и зачитывал царские грамоты и письма Солженицына…»
Вдруг в квартире раздается звонок, в прихожей суета — и в квартиру заходит Брежнев. «Он приехал без сопровождения. Они с Ростроповичем были знакомы по Москве, — вспоминает Вознесенский. — Генсек сразу оценил обстановку и занял место тамады. Он поднял тост за хозяйку, потом за гостя. У меня пересохло в горле. Я читал в газетах, что ожидается визит в Париж, но думать было некогда…»
Потом, наконец, пожаловавшись на духоту, «Брежнев» стягивает с себя резиновую маску — под ней оказывается хохочущий знаменитый клоун Слава Полунин. Впрочем, обстановка в доме у опального виолончелиста настолько величественная, что поэту даже не пришло в голову усомниться в подлинности генсека.
Интервью главного редактора «Зимы» Сергея Николаевича с Михаилом Зыгарем читайте по ссылке. Билеты на лондонскую премьеру спектакля-читки по книге «Темная сторона земли» с Ингеборгой Дапкунайте можно приобрести по ссылке. Билеты и расписание выступлений в других городах можно найти здесь.
Фото на обложке: YONI EKOTO
