From Dream to Scream. Художник Марго Трушина — о Лондоне и границах

В Erarta Galleries London недавно открылась выставка Марго Трушиной  — молодой художницы, известной не только своими арт-работами, но и организацией большого фестиваля Midsummer Night’s Dream в Москве. К классическом Шекспиру он почти не привязан, впрочем. Скорее, это ночи для тех, кто готов расширить границы действительности и оказаться в красивой сказке для взрослых. В Англии у проекта появилось другое имя — Midsummer Night’s Scream.

Мы поговорили с Марго о том, как открыть двери королевских дворцов и насколько страшно проводить масштабные арт-вечеринки в Лондоне. Но начали с обсуждения выставки.

Russian Gap: Марго, почему BORDERL|NES? 

Марго Трушина: По-русски это называется “Линии границ”. В каждой работе, которая сейчас представлена в “Эрарте”, есть некая история, разное определение границы: есть границы индивидуальные, физические, геополитические… На картине, где граница проходит по линии горизонта, ставится вопрос о том, как мы вообще воспринимаем этот мир. Если бы посередине полотна не было металлической полосы, никому бы не пришло в голову, что это небо и вода. А работа, представленная светящейся красной кривой, — это “несуществующая” граница между Украиной и Крымом на Google maps. Если вы смотрите на границу между Украиной и Крымом из России, то увидите проведенную линию границы, а если посмотрите на Google maps из Украины, Англии или Америки, то там эта граница отсутствует. Я взяла эту линию как абстрактную форму и представила ее красной неоновой  “линией огня”.

RG: Это все новые работы?

МТ: Да, в основном, работы за 2014 год -2015 год — все новые, раньше я их нигде не показывала. В них я использую разные органические материалы и средства: тут и сталь, и камень, и дерево, и бумага. Формы тоже разные: скульптуры, фотографии, живопись.

RG: Это первая выставка в Лондоне?

МТ: Нет, раньше я выставлялась в галерее Salon Vert, но она, к сожалению, закрылась в прошлом году.

RG: А где вы живете?

МТ: Сейчас живу и работаю в Лондоне, но часто бываю в Москве.

RG: Расскажите, с чего все началось. Не все же рождаются художниками.

МТ: Не все! Я тоже не родилась художником. Мое первое образование — факультет журналистики МГУ, я училась на фотоотделении и долго работала по профессии, снимала и писала. Параллельно у меня были художественные проекты, которые я показывала на каких-то выставках, но все это было не профессионально. В какой-то момент я серьезно увлеклась искусством,  и я поступила в Институт проблем современного искусства, который возглавляет Иосиф Бакштейн, училась там в 2005-2006 годах. И так случилось, что я выиграла грант на поездку в Лондон на ярмарку Frieze. Во время этой поездки я влюбилась в Лондон, поняла, что арт-мир большой, и что центр его находится не в России. Это сподвигло меня написать письмо в London University of Arts и попробовать поступить на Masters of Fine Arts в Chelsea College of Art. Я не ожидала, что меня возьмут, так как первое образование у меня не профильное, но к тому времени у меня был довольно солидный список выставок, в которых я участвовала, и меня взяли. Тогда встал вопрос: что делать, оставаться в России или менять страну? В том же году я вышла замуж, и мы с мужем решили начать новую жизнь. Собрали вещи и приехали в Лондон.

RG: И как первые впечатления?

МТ: Сначала было очень не просто, но очень интересно. Знакомых не было вообще, мы знали, буквально, одного-двух человек. Хотя в Москве мы были довольно известны, социальны, круг общения исчислялся тысячей. Какое -то время потребовалось, чтобы адаптироваться в новой языковой среде и ронять как все здесь устроено. Но при этом в Лондоне для нас был такой ”взрыв “ культурной жизни, и было очень интересно учиться. Меня поразило, что здесь тебя насильно ничему не учат, но говорят: “Ты хочешь сделать что-то новое? Бери и делай!” Для меня это ощущение свободы — главная мотивация в творчестве. Я могу делать все, что захочу, и никто мне не скажет: ты этого не умеешь или этого не знаешь. Поэтому ты берешься за новое и все пробуешь. В колледже была возможность изучать работу с металлом, деревом — все, что угодно. Когда я поступала, мое портфолио состояло только из фотографий. А тут мне открылось все. В 2010 году, когда я закончила мой курс Master of fine arts, среди моих работ были и металлические скульптуры, и большие инсталляции для открытых пространств (одна из них стояла на площади в Челси). У меня произошел скачок от человека, который очень хотел, к человеку, который может.

RG: Вы умеете резать металл?

МТ: Да, конечно! Все работы, которые можно увидеть на выставке, сделаны абсолютно вручную, в том числе металлические. Я беру листы металла, режу, и спомощью механических прессов придаю им форму. Все это выглядят мускулинно и как будто сфабриковано, но на самом деле, это абсолютно женский hand-made.

RG: Как после колледжа развивалась ваша карьера?

МТ: Пока я училась, участвовала в групповых выставках. И на degree show (выпускной выставке в колледже) выступила очень удачно, мною заинтересовались разные галереи, и так у меня началась арт-карьера. В 2011 году была первая персональная выставка. Потом было участие в международных проектах: в Лондоне, Берлине, в Италии, Майями, Москве. Все хорошо закрутилось. В 2014 году случился перерыв — потому что галерея, с которой я здесь работала, закрылась, и я осталась в каком-то вакууме, не сразу поняла, что мне теперь делать. Но потом осознала, что на самом деле у меня появилась фантастическая возможность наконец поработать! Я засела в студии, читала книги, делала research, пробовала новые материалы. Попробовала работать с камнем, деревом. Даже живопись появилась, хотя это то, чего я раньше никогда не пробовала.

RG: Ваши работы продаются?

МТ: Да, причем лучше всего продаются металлические скульптуры. Некоторые коллекционеры, я знаю, вешают ил ставят  их в свои загородные дома. В прошлом году, после летней выставки в Royal Academy of Arts (куда, кстати, было безумно сложно попасть, огромный конкурс и строгий отбор) мою металлическую скульптуру купил коллекционер из Кёльна, владелец огромного автомобильного шоу-рума, так что теперь моя работа висит и там.

RG: Где проходит тонкая грань между искусством и дорогим интерьерным дизайном?

МТ: Я не имею никакого отношения к дизайну интерьеров, но вообще дизайн — это то, что производится промышленно. Например, если бы моя скульптура существовала в тысяче экземпляров, это мог быть объект дизайна. Но поскольку каждая сделана руками и ни одна не повторяется, это арт-объект.

RG: Вы участвуете в международных проектах и международных выставках — видите там других русских художников? Насколько они вообще известны за пределами Москвы?

МТ: Такую категорию, как “ молодой русский художник”, никто в мире особо не знает, их не относят к отдельной группе. Все знают классику, но современных молодых художников — вряд ли. На выставках, в которых я участвовала, не было разделения по национальности, никто не смотрел, откуда ты. Сама я себя не позиционирую как русский художник. Я давно не живу в России, меня многое, конечно, с ней связывает, и я часто рефлексирую по поводу событий в России, но вряд ли в моих работах  можно прочесть четкий национальный контекст.

RG: Вы также придумали арт-фестиваль Midsummer Night’s Dream. Как все началось, и что сейчас происходит с этим проектом?

МТ: В 2007 году была наша свадьба, но мы решили не играть традиционную церемонию, а сделать необычный арт-праздник. Предложили нашим гостям прийти нарядными, одетыми по мотивам шекспировской пьесы “Сон в летнюю ночь”. Но классическую постановку Шекспира мы хотели превратить в праздничное арт-действие. И вчетвером, с режиссером  Живиле  Монтвилайте  и продюсером Владимиром Месхи и, мы придумали эту историю. В первый год было 500 участников, спустя несколько лет — уже 4500, и это стало называться фестивалем. Сейчас у нас есть несколько сцен, мы привозим больших музыкантов, художников. Каждый, кто приходит на фестиваль, — непосредственный участник действа, не только зритель. Это потрясающая энергетика, которая вдохновляет людей делать необыкновенные вещи. С каждым годом гостей и участников становится все больше и больше, это стало знаковым событием, люди  специально возвращаются из отпусков, придумывают и шьют  костюмы за несколько месяцев до мероприятия.

RG: А в Лондон вы это не привозите?

МТ: Два года назад мы решили сделать подобный проект  в Лондоне и назвали его Midsummer Night’s Scream! Было страшно и непросто. Круг общения у нас здесь меньше, чем в Москве, и когда мы начинали, не совсем еще понимали, как нас здесь примут. В качестве площадки выбрали прексную оранжерею  (Orangery) в  Kensington Palace.

RG: Представляю, как сложно было все устроить!

МТ: Страшно сложно! Они никогда не отдают это помещение для проведения масштабных фестивалей и вечеринок. Это может быть либо классическое культурное мероприятие, либо свадьба. Мы слали им тысячу писем, показывали фото и видео. И в итоге своего добились. Причем во дворце всем наше мероприятие очень понравилось! Нас было где-то 400 человек, все пришли очень красивые,  дресс-код был строго соблюден. Девушки в невероятных  костюмах, коронах, мужчины — фавны,принцы и мифические создания. Все, кто гулял в парке, окружили оранжерею, смотрели на нас — думали, что снимается какое-то кино.

RG: Гостями вечера были британцы?

МТ: Была очень красивая интернациональная публика, много англичан.  Мы позвали всех, кого знали. Концепт мероприятия такой, что мы не даем открытого объявления. Мы приглашаем друзей, они могут позвать своих друзей, в итоге ты можешь не знать кого-то в лицо, но случайных людей там не будет. При этом не то чтобы мы хотим закрыться — напротив, мы рады новым лицам, пусть все приходят, но мы хотим, чтобы к нам приходили самые веселые, самые красивые и креативные люди.

RG: В прошлом году вы повторяли фестиваль?

МТ: Да, провели там же. Но все уже было более масштабно, было больше людей. Мне удалось сделать невероятную вещь  — получить доступ в маленький королевский сад, в который посетителей не пускают никогда вообще, только Королеву и очень важных гостей. Мы устроили там инсталляцию-перформанс с оживающими скульптурами, со звуком, световыми эффектами — и это было невероятно. Но мы решили, что в Kensington Palace мы все же больше не вернемся — слишком много ограничений и слишком сложно договариваться. Поэтому в этом году мы хотим провести мероприятие за городом, сейчас ищем какой-нибудь невероятный особняк, примерно в часе езды от Лондона — чтобы нам можно было там все. Наша фантазия гораздо масштабнее того, что нам может предложить лондонские правила health and safety.

RG: По сути дела, вы создаете свое альтернативное пространство. В Лондоне таких мест немало, а что происходит в Москве? Вы пытались сравнивать московский и лондонский субкультурные миры?

МТ:  Собственно, приехав в Лондон, мы поняли, что здесь не только безумный арт-мир, здесь столько всего вообще! Первые два года мы каждый день обязательно ходили куда-то: в театр, на contemporary dance и, естественно, исследовали все альтернативные пространства, разные вечеринки. Сложилось более или менее четкое представление о том, что здесь есть, а чего нет. Собственно, Midsummer Night’s Scream — это то, чего здесь не было. Здесь есть прекрасные вечеринки в заброшенных туннелях, в старых церквях в каком-нибудь Брикстоне, но ничего подобного, что происходило бы в центре Лондона, в королевском дворце. В “приличных” местах обычно очень скучные мероприятия с плохой музыкой и не очень симатичными людьми, а все самое интересное происходит где-то на окраинах. Мы решили сделать наоборот: создать что-то интересное и безумное, но привнести это в центр.

Выставка BORDERL|NES в Erarta Galleries London будет проходить до 14 марта. Подробности >>>