— Бабушка, а это кто? — молодой человек ткнул пальцем в пожелтевший снимок в фотоальбоме.
С фотографии лучисто улыбалась черноволосая красавица. Бабушка усмехнулась краешками губ, задумалась о чем-то на секунду.
— Так я ж это, Митенька.
Митя вытаращил глаза, взгляд его забегал со снимка на бабушку и обратно. У него в голове не укладывалось, что маленькая седенькая баба Дуся и лучистая девушка с картинки — один и тот же человек.
— А дед здесь есть, баб Дусь? Покажи дедушку? — пальцы нетерпеливо перебирали толстые страницы фотоальбома, он пытливо вглядывался в каждое мужское лицо.
— Нету, — бабушка опустила глаза, встала и пошла на кухню, загремела стаканами.
Митя пришел за ней и сел на табуретку. Стаканы забряцали громче, бабушка налила чаю, поставила на стол сливовое варенье, вздохнула.
— Я тебе расскажу, Митенька, пей чай.
Они познакомились в 42-м, ей было чуть за двадцать. Донецк заняли немецкие войска, молодые солдаты разгуливали по городу, с интересом разглядывали хорошеньких украинок.
Около дома, где жила Дуся, каждый день стал околачиваться высокий красивый зенитчик. Освальд Янс был моложе Дуси, 19-летний, очень обходительный и скромный. Он ждал ее у подъезда и застенчиво улыбался. В 43-м, когда Гитлер дал приказ отступать, обнаружилось, что Дуся беременна. «Поедешь со мной?» — спросил он. Поехала. Любила очень. Их лагерь стал двигаться на юг. Когда пришел приказ о переводе его батальона на Западный фронт, он сказал ей: «Поедешь к моим родителям, будешь жить у них, пока война» — и уехал. Дуся осталась в лагере.
— Я, Митенька, струсила. Ну куда я бы поехала. Чужая страна, чужой язык, которого я почти не знала, чужие люди. И неизвестно, когда война закончится. Да и что бы я им сказала? Женщина одна там, в лагере, знавшая немного немецкий, помогла написать им письмо: мол так и так, примете или нет. Пришел ответ: «Примем, если ты с Западной Украины, все-таки Европа». Донецк — это Восточная.
Так ее и мотало по разным лагерям, там же родила сына, легко родила, пока бежала повитуха, он уже выпал из нее сам, закатился под комод и орал там, маленький и красный. Потом их освободили советские войска, долго и муторно допрашивали НКВдшники, да и потом полжизни жила под наблюдением. Про сына не призналась — назвала Валентином Валентиновичем и фамилию дала свою. От Освальда больше не было вестей. Да и она не искала — сразу бы стало очевидно про сына, а ему еще расти. А больше и не было у Дуси никого. Только сын и вот еще воспоминания об Освальде, фашистском зенитчике.
— Может, поищешь ты его, Митенька? Сейчас же интернеты эти есть, вдруг найдется? Освальд Янс, 23-й год рождения, — глаза бабДуси наполнились слезами.
PS. Митя написал деду письмо, что он внук, что кроме него у него в России еще четыре внука, все мальчики, и что правнуки уже есть, и что они ничего не просят, просто хотят познакомиться и общаться. Отправил в Германскую организацию по поиску родных с просьбой, чтобы переслали Освальду Янсу, если найдут. Мите прислали письмо, что да, живет в Германии человек с таким именем и годом рождения, что воевал на Украине, что женат и дети есть и внуки. И что письмо они ему Митино переслали и если захочет, ответит.
Не ответил.
PPS. Я замужем за этим самым Митей. А у детей исторически должна быть фамилия Янс.
***
Эту историю рассказала мне мама — про своего родного дядю, который не вернулся с войны.
Борис Савекин, 19-летний парень, только что отслуживший в десантных войсках под Киевом и отправившийся в 41-ом на фронт, был схвачен при выполнении диверсионного задания вместе с сослуживцем, когда те приземлялись на парашюте. Их повели на расстрел и заставили под дулом автомата рыть для себя яму (могилу). Было два немца – молодой и пожилой. Молодой немец отлучился, а от пожилого им удалось сбежать, хотя сзади раздавались выстрелы. Борис сумел вернуться домой на Брянщину, но там уже были фашисты, а его семья (родители и сёстры) эвакуировались. Моя прабабушка Шура была перед войной заведующей фермой, а дедушка председателем колхоза, их заставили гнать скот на восток, чтобы продовольствие не досталось фашистам.
Вернувшись домой, Борис установил связь с подпольщиками и партизанами через семью Поваровых (Костя Поваров – герой известного военного фильма «Вызываем огонь на себя», был реальным лицом и моим прямым родственником). Выдал его один мужик из их же деревни (был бедный, но очень завистливый – выслуживался перед немцами). Бориса в начале 1942 года фашисты забрали и увезли в районный центр. Там его допрашивали, издевались над ним, изуродовали его и убили за связь с партизанами, но он никого не выдал (это было известно от наших подпольщиков, которые для видимости служили немцам — как, например, Костя Поваров). Савекину Борису было тогда всего 19 лет. Тело забрала из Рогнедино его невеста из их деревни – Лена Сибирькова. Похоронили Бориса в деревне Яблонь. Он был так сильно искалечен, что его трудно было узнать. Лена, хоть и вышла замуж после войны, но любила Бориса всю жизнь и, как рассказывает мама, «всю жизнь нашу семью считала родной». Она после эвакуации до конца жизни жила в Липецке, и моя мама, когда только туда переехала, первое время жила у нее. У Елены было два сына и внуки. Но всю жизнь она оплакивала Савекина Бориса (и он тоже её очень любил – она была статная, красивая, с роскошной косой).
***
«Как-то в середине октября 1942 г. мне довелось поехать на правый берег Волги в штаб дивизии… С причала сели на маленький катер, катер отплыл от причала и сразу же стал набирать скорость. По обе стороны нашего катера рвались снаряды и мины, после чего поднимались толстые водяные «хрустальные» столбы высотой до двух и более метров. Вода кипела от разрывов. Переправа работала круглые сутки, там было много плавающих объектов: паромов, катеров, даже моторных лодок и др. Переправу противник обстреливал круглосуточно, даже ночью, когда было темно, он с помощью самолетов «вешал» осветительные фонари и было видно вокруг на большое расстояние, как днем, эти фонари горели иногда 15-20 и более минут.
Маневрируя между участками обстрела, катер на большой скорости приближался к причалу, к правому (высокому) берегу Волги — в Сталинград. Чувствовался профессионализм водителя катера, видимо, он здесь работал не один месяц. Я тут же подумал, что страшно один раз переплыть Волгу, а этому моряку-водителю надо было перевозить на катере людей день и ночь, может даже и без выходных. Туда — здоровых, обратно — раненых людей. Это была служба Родине».
***
Моя любимая бабушка рассказывала такую историю про войну. Она была студентом-вирусологом, так что ее послали по деревням собирать анализ кала, с целью выявления и борьбы с какой-то заразой (кажется, тифом — точно не помню). Нормального инвентаря не было, так что кал бабушка складывала в подписанные спичечные коробки и слои бумажками прокладывала, ну чтоб поменьше текло. Бегать с этим по деревням дело сильно трудоемкое и до лаборатории надо бежать быстро, поэтому, сложив полный чемоданчик добра, она очень спешила на поезд, прижимая к себе ценный груз. Видимо, ценность его была слишком ярко у нее на лице прописана, потому что чемоданчик у нее на вокзале…. украли…
Говорит, жалко было пострадавших мошейников, поди, поесть хотели, а тут такое ……. в коробках:)))
***
» На фото мой дедушка — Архипец Николай Тимофеевич (1922-1996) , будучи молодым солдатом воевал против фашистов на Белорусском фронте и дошёл до Берлина. Был ранен в голову в конце войны перед взятием Берлина, выращенный осколок до сих у нас хранится вместе с орденами. Во время войны был награждён Орденом боевого Красного Знамени, Орденом Отечественной войны 1й степени, медалью за боевые заслуги и за победу над фашистской Германией.
После войны дед был министром промышленного строительства БССР, позднее заместителем председателя госснаба СССР.
***
«В прошлом году в Марий Эл отмечали 100-летие со дня рождения марийского поэта, учителя, фронтовика и моего деда — Василия Рожкина. В честь этого события была выпущена книга стихов поэта и статей о самом писателе, которая позволила и мне познакомиться с творчеством дедушки. Я своего деда не знала, он умер, когда мне было всего 2 года, а после смерти моего отца в 1989 г и последующей независимости Эстонии я вообще позабыла дорогу в земли народов мари. Василий Яковлевич Рожкин начинал писать еще до войны, но его талант раскрылся именно в военные годы. Он был солдатом, ходил в атаки, был несколько раз ранен, но снова и снова возвращался в строй и вместе с другими бил врага…
из памятного текста:
«В то памятное утро 22 июня 1941года Василий Рожкин служил на северной границе. Подразделение, в составе которого он был, получило приказ не отступать с занятых позиций ни на шаг. Каждый боец прекрасно сознавал, что надо выстоять. Выстоять любой ценой! Отразить натиск врага, который рвался к городу.
В одной из схваток на «героическом пятачке» — так солдаты назвали то место, где выстояли почти 900 дней до прорыва ленинградской блокады – Василий Яковлевич получил тяжелое ранение. К тому же и боеприпасы кончились. Фашисты заметили это и решили взять русских бойцов живыми.
Один из эсэсовцев, худощавый и длинный, шел прямо к Василию, надеясь взять его в плен. Немец уже был близко и кричал нахально и громко: «Рус, хенде хох! Сдавайс!» Василий знал, что может погибнуть, и держал на этот случай гранату. И когда он увидел ухмылку фрица, он забыл про смерть и возможный плен. Он вытащил ее – последнюю гранату и, собрав силы, бросил ее к ногам фашистов. Уже в госпитале, когда пришел в себя, лежа в постели, написал стихотворение «Последняя граната».
Славный путь прошел гвардии рядовой В.Я. Рожкин – от Ленинграда до Берлина. Он участвовал в освобождении прибалтийских республик, Польши.
Война уже близилась к концу, шла на территории Германии. Но враг еще яростно сопротивлялся. В одном из последних боев, на Дрезденском направлении, артполк отражал атаки немцев. Бой длился вторые сутки. Метким огнем артиллеристов было подбито и сожжено свыше тридцати танков. Но русские тоже несли большие потери, хотя пушки не умолкали. Василий Яковлевич получил тяжелую рану. Но в пылу горячего боя он не почувствовал боли. В расчете их осталось всего трое, а остальные были убиты. Потом Василий Яковлевич потерял сознание.
За этот подвиг и мужество В.Я. Рожкин был награжден орденом Красной Звезды, шестью медали и седьмой «За трудовую доблесть» — за поэзию.
Это действительно так. Он писал стихи. Писал их после боев, после минутного затишья. Писал под Ленинградом, на «героическом пятачке», на протяжении всех военных лет и после войны.
Мой дед умер 9 мая 1983г.
Про «Снежное шоу» «Снежное шоу» живет на сцене уже больше тридцати лет — с…
«Удивительные вещи»: рисунки Виктора Гюго, Astonishing Things: The Drawings of Victor Hugo Когда: 21 марта — 29 июня 2025Где: Royal Academy of Arts, Burlington House, Piccadilly,…
В ваших интервью и выступлениях вы говорите о том, что для вас очень важна литература…
Поймать иллюминацию в Ботаническом саду С конца ноября Ботанический сад в Эдинбурге превращается в магическую…
Асад и Британия Так. Мы не будем изучать весь массив того, что говорят в британских…
Когда: 29 января, 19:30Где: Courthouse Hotel, 19-21 Great Marlborough Street, London, W1F 7HL «Борис» Дмитрия…
