Павел Теплухин: «В Британии делать бизнес проще, иногда даже слишком, и потому не всегда  интересно»

Павел Теплухин широко известен в России как крупный предприниматель, один из основателей управляющей компании «Тройка Диалог», и экономист, сыгравший ключевую роль в создании российского рынка ценных бумаг, индустрии коллективных инвестиций и private banking. Два года назад Теплухин стал генеральным партнером финансового бутика Matrix Capital, который работает с family offices по всему миру. Сам он живет в Москве, но часто бывает в Лондоне. Впервые он оказался здесь тогда, когда русских, а тем более экономистов, в Англии было совсем мало: в 1991 году его отправили в командировку в Лондонскую школу экономики. ZIMA расспросила Павла Теплухина о том, помогает ли английское экономическое образование в России, что он думает про будущее лондонского Сити и где легче заработать сегодня денег – на родине или в Европе.

Вы учились в LSE (Лондонской школе экономике) тогда, когда русских здесь было совсем мало. Помните это время? Какие у вас были ощущения от Лондона 1991 года?

По сравнению с сегодняшним днем Лондон был довольно провинциальным городом в тот момент. В LSE мне дали грант на учебу в виде чека, и помню, его нужно было положить на банковский счет, чтобы снять деньги. Соответственно, нужно было открыть банковский счет. Когда я пришел в банковское отделение и спросил, что от меня нужно, чтобы его открыть, у меня традиционно попросили копию паспорта и документ, подтверждающий место жительства. В качестве документа на тот момент принимали не только счета от всяких utilities, но и, например, письмо от священника. Предполагалось, что все нормальные люди ходят по воскресеньям в церковь. И если я успел сходить в местный приход и познакомиться со священником, то этого было достаточно. В этом был какой-то уют, семейная атмосфера города, несмотря на то что сам по себе он очень большой.

А почему вы выбрали именно Лондон?

Так получилось, что профессор LSE Ричард Лэйард заехал в Москву, познакомился с директором Института экономической политики Егором Гайдаром, где я тогда работал, и решил организовать академический обмен между двумя научными учреждениями. Я к тому времени уже был кандидатом экономических наук и старшим научным сотрудником, т. е. имел достаточно хороший академический статус. И Егор Тимурович сказал, что надо мне поехать годик поработать в Лондоне и рассказать нашим английским коллегам о том, что происходит в России в переходный период.

Вы не планировали, что можете остаться в Лондоне после окончания этой поездки?

Нет, это была чисто академическая командировка. Задача была поучаствовать в нескольких конференциях, написать пару статей и прочитать несколько лекций. Уже приехав в Лондон, я решил, что это слишком легкая нагрузка, записался на экзамены и получил степень бакалавра за один год. А за второй год получил степень мастера. Когда меня отправляли, была идея, что я вернусь в Россию уже на позицию министра финансов. Но к тому времени Егор Тимурович покинул правительство, и возвращаться мне было некуда. Я вернулся в Россию в тот момент, когда там уже многое поменялось.

То, что вы вынесли из английской командировки, вам как-то пригодилось тогда? Или это была совершенно другая жизнь, которая ничего общего не имела с тем, о чем рассказывают в Лондоне академики?

Нет, все было очень предметно. Этим-то как раз и отличалась Лондонская экономическая школа от того, что преподавали у нас в Московском университете на экономическом факультете. Я окончил замечательный, наверное, лучший в мире экономический факультет, но науки, которые мы изучали, были очень академические; прикладные вещи нам объясняли мало. А в Лондонской школе экономики как раз наоборот. Например, вместе с другими студентами я участвовал в группе, которая разрабатывала бизнес-модель для лондонского такси. Она предполагала, что каждый автомобиль – это индивидуальное частное предприятие. Среди них существует жесткая конкурентная среда, но при этом есть тарифное регулирование. Эта модель работает уже 30 лет, на тот момент она была, пожалуй, самой эффективной в мире, и в течение многих лет такой оставалась. Хотя ее разработали мы, студенты LSE. А модели внешней торговли из учебника по макроэкономике профессора Руди Дорнбуша из MIT очень сильно помогли мне, когда я решал вопросы отмены экспортных квот и замены их экспортными пошлинами в России на нефть или когда мы решали вопросы межреспубликанской торговли между Россией и бывшими странами Советского Союза.

Вы занимались бизнесом в очень разное время и в очень разных условиях. Были моменты, когда экономические потрясения оказывались настолько сильными, что вы не знали, что дальше делать, и никакая наука уже не могла помочь?

Наверное, умение справляться с потрясениями приходит с возрастом и опытом. Когда я вернулся из Лондона в Москву, мне казалось, что я единственный экономист в России, который все понимает, что у меня уникальная квалификация и уникальные знания. Конечно, потом это все разбилось о жизненные реалии; все оказалось не так просто; оказалось, что я не один такой и т. п. С приходом практического опыта опять появилась волна уверенности в том, что все возможно, что можно построить лучшую в мире крупнейшую корпорацию, финансовый дом. Потом это опять трансформировалось, потому что разбилось о какие-то политические преграды, которые первоначально казались несущественными. Как-то все это волнами происходит. Сейчас, на мой взгляд, мы вообще живем в мире, который близок к хаосу. Политики в мире приобрели такую большую силу, что уже стали рулить глобальными экономиками. Такого не было последние 150 лет. Миром правили скорее глобальные корпорации, а не политики. И корпорации вели себя рационально. Их можно было проанализировать и понять, что будет дальше. С политиками такого не происходит. И в этом смысле наше будущее совсем непредсказуемо.

Бывает хорошее будущее, плохое будущее и неопределенность. Вот неопределенность – это самое плохое.

Что делать в ситуации постоянного хаоса людям, которые хотят тем не менее как-то планировать свою жизнь, распоряжаться своими финансами?

В математике есть такая теория, которую я изучал, – принятие решений в условиях неопределенности. Это отдельная большая наука. Или другая большая теория – теория марковского процесса, которая говорит о том, что никакой последующий шаг не может быть предсказан исходя из информации, накопленной исторически. Это очень сильно помогает в сегодняшнем мире, в том числе при анализе возможных потенциальных решений. Если мы говорим о психологии, то неопределенность пугает людей гораздо больше, чем плохая определенность. То есть бывает хорошее будущее, плохое будущее и неопределенность. Вот неопределенность – это самое плохое. В этот момент руки опускаются и ничего не хочется делать. А если просто включить мозг и сказать: «Ну хорошо, давайте все-таки посмотрим, что самое плохое может случиться», оказывается, что все не так страшно. Такого рода анализ, в том числе своих финансовых инвестиций, тоже помогает. Ну и самая главная защита от любого риска – это диверсификация.

Вам когда-нибудь приходилось жалеть о советах, которые вы давали людям? Профессиональных советах или дружеских – например, о том, куда вложить деньги?

Я такие советы вообще никогда не даю. Мои советы немного другого уровня. И мой главный совет заключается в том, что, если вы, уважаемые товарищи, не готовы посвятить 100% своего времени анализу тех или иных инвестиционных возможностей, лучше этим и не заниматься. Потому что это только кажется, что чего тут сложного – пошел, купил акцию Apple или другой хорошей компании, и все, и ты уже молодец, все заработал. Но в жизни все происходит, конечно, не так. Если у тебя нет возможности в ежедневном режиме отслеживать финансовые, экономические показатели, читать аналитику специалистов по состоянию рынка, конкурентной среды и т. д., ты обязательно проиграешь. Обязательно. Так что, если возможности серьезно следить за всем этим нет, лучше всего отдать деньги в управление профессионалам или инвестировать в собственное здоровье. Вот купи билет в спортклуб, это будет самая лучшая инвестиция.

С какого рода инвестициями работает ваша компания Matrix Capital?

Мы берем сложные кейсы, в которых главную роль играет серое вещество. Там, где все очень просто и капитал требуется только для того, чтобы что-то купить, мы неконкурентоспособны. А там, где нужно придумать сложную конструкцию сделки, удовлетворяющую интересы и покупателя, и продавца, нужны мы. Второе направление нашего бизнеса – управление деньгами. Мы управляем своими деньгами и деньгами близких нам по духу людей, которые понимают, что это работа, которой должны заниматься профессионалы.

Можете привести пример сложной сделки?

Сейчас в России, как и во всем мире, стала довольно модной идея возобновляемой энергетики. Идея хорошая, благородная – получать энергию либо от солнца, либо от ветра, либо от чего-то еще и превращать это во что-то полезное. Инженерные решения для этого существуют, в том числе в России, и вроде даже неплохие инженерные решения. Но главная проблема заключается в том, что, если просто построить завод, который будет собирать турбины, затем начать собирать вышки, которые что-то будут вырабатывать, потом ставить к ним трансформаторы, которые будут преобразовывать постоянный ток в переменный, потом ставить системы учета – это все получается очень дорого. И это становится невыгодно. Хорошая идея может не реализоваться. Нам в таком случае нужно придумать схему, при которой всем будет выгодно: и частным инвесторам, и государственным инвесторам, и потребителям, и другим участникам рынка. Вот мы придумали такую схему и на сегодняшний момент уже привлекли свыше $2 млрд в возобновляемую энергетику в России.

Matrix Capital работает только в России? У вас нет офисов в других странах?

У нас есть европейский офис на Кипре. Кипр, как вы понимаете, уникальная страна. Там работает английское право, существует закон об отмене двойного налогообложения с Россией, действует европейский финансовый паспорт и т. д. Такой комбинации факторов ни в одной стране нет.

Но ваша целевая аудитория – это все-таки российские инвесторы?

Да, в основном мы работаем с очень состоятельными соотечественниками, с их офисами, которые занимаются управлением семейным капиталом. 

Российские инвесторы отличаются от западных по менталитету, поведению?

Отличия есть, и довольно значительные. Дело в том, что иностранные состоятельные люди, как правило, богатство унаследовали от предыдущего поколения: активы, деньги, заводы и т. д. Лейтмотив их поведения и весь смысл жизни состоит в том, чтобы не растерять это богатство и передать его следующему поколению. Поэтому в основе каждого действия, в том числе каких-то инвестиционных решений, для них самая главная задача – сохранить. Российские инвесторы, как правило, ничего ни у кого не унаследуют, они сами каким-то образом заработали за свою трудовую жизнь. Они сами принимали большие рискованные решения, и в этом смысле они довольно битые и потрепанные кризисами люди. В их менталитете на первом месте стоит задача – заработать. Не сохранить, а приумножить. Поэтому для них важнее доходность даже с учетом риска: они согласны брать большие риски ради большего дохода.

Сейчас уже и в России появились дети обеспеченных людей, которые деньги сами не зарабатывали, но должны ими управлять. Вы сталкиваетесь с новым поколением таких инвесторов? Какая у них стратегия – заработать или сохранить?

Я таких детей очень многих знаю. У нас в «Тройке Диалог» была такая «Школа наследников». Нам было важно их обучать, так как в свои 20 с небольшим эти дети вдруг должны начать принимать на себя ответственность за десятки тысяч работников предприятий, за какие-то сложные корпоративные ситуации, за отношения с акционерами, за отношения с юристами. Этим вещам в школе не учат. И мы в «Тройке» старались каким-то образом этот пробел заполнить. Сейчас эти дети подросли, я по-прежнему со многими сталкиваюсь, они, как правило, очень яркие люди в бизнесе и много чего умеют.

А они больше похожи на своих родителей, которым важнее заработать, или уже на европейских инвесторов, которым важнее сохранить?

Пока они еще не стали моими клиентами, я не увидел их инвестиционных предпочтений.

Как бы вы в целом оценили финансовую грамотность населения России?

Близко к нулю. Знания практически отсутствуют. А этим надо заниматься, и это должно быть государственной задачей, потому что даже в отношении пенсионной реформы почему-то все сфокусировались на обсуждении пенсионного возраста. И никто не фокусируется на обсуждении собственно накопительной пенсии – какие должны работать механизмы для того, чтобы каждый мог накопить на достойную пенсию? Какие должны быть отчисления? Какие должны быть режимы инвестирования этих средств, чтобы за 20–30 лет эти средства превратились во что-то более-менее осязаемое? Никто же эту тему не обсуждает. И это абсурд. Потому что именно это, на мой взгляд, касается почти 100 миллионов людей. А тех пенсионеров, которые уже достигли пенсионного возраста или в скором времени достигнут, мы прокормим, конечно.

Вы часто бываете в Лондоне?

Я очень много времени провожу в Лондоне, почти половину.

Что вас с ним связывает?

Я очень люблю город этот, мой младший сын учится в Sussex House.

А старшие дети тоже здесь?

Старшие уже выросли и отучились.

Как экономист я искренне считаю, что Великобритания, скорее всего, выиграет от Brexit.

Почему я спрашиваю про Лондон – хочу понять, насколько близки вам его проблемы. Вы помните, например, как случился Brexit? Какое у вас было ощущение от этой новости?

Меня больше потряс подготовительный период до момента голосования. Я считаю, что обе стороны использовали довольно грязные технологии при продвижении своих позиций. Одни говорили молодым людям о том, что те не смогут поехать на выходные в Париж, так как Brexit прежде всего означает визовые ограничения. Хотя шенгенское соглашение – это самостоятельная вещь, которая никаким образом не связана с нахождением Великобритании в Евросоюзе. Другая сторона тоже использовала массу грязных технологий. Но с точки зрения результата я к нему был готов. Более того, как экономист я искренне считаю, что Великобритания, скорее всего, выиграет от Brexit. В политике могут быть какие-то шероховатости и даже какие-то упущения. В Евросоюзе за внешнюю политику отвечают соответствующие комиссары, а не каждая в отдельности страна. Так что Великобритании нужно будет опять выстраивать собственную внешнюю политику, заключать внешнеполитические договоры, и это большая работа. Для этого нужно много первоклассных специалистов, которые не факт что есть на сегодняшний момент в стране. Но, оставляя это за скобками, я считаю, экономика Великобритании скорее выиграет от выхода. Самое главное конкурентное преимущество этой страны – это Сити, финансовый центр. На сегодняшний момент регулирование, которое предписывает европейский банк, не позволяет Лондону конкурировать в полный рост с крупными американскими банками. Они конкурируют за людей, конкурируют по зарплате, конкурируют за разнообразие продуктов, которые предоставляются. Если от этого излишнего надзора избавиться, то шанс выстоять в этой конкурентной борьбе есть. А если он останется, то Сити, скорее всего, не выдержит конкуренции, лидерство останется за американцами. Еще одна вещь, которая в Англии является глобально конкурентоспособной, – это юридическое право, так сказать, вторая власть и закон. И оно не зависит от того, является ли Великобритания частью Евросоюза или нет. Весь мир пользуется английским правом, многие глобальные вопросы решаются в английском суде, и это никак не изменится. Третья отрасль, которая глобально конкурентоспособна, – это образование. Великобритания заняла здесь достойное место, она дорого продает эти услуги на весь мир и зарабатывает на этом много денег. И эта отрасль скорее выиграет от Brexit, чем проиграет. Правила Евросоюза еще не сильно влияют на образование в странах ЕС, но в ближайшее время это, скорее всего, изменится. И если Британия останется в ЕС, это может понизить конкурентоспособность английского образования. 

Офисы, как правило, находятся там, где находятся клиенты. Клиенты – это, как правило, другие финансовые корпорации, все находится в Сити.

Вы сказали, что главное – это лондонский Сити. При этом было очень много разговоров после Brexit о том, что закрываются отделения банков, головные офисы переводятся в европейские страны. Это была паника?

Это было скорее желание журналистов раздуть из каких-то дискуссий слона. Конечно, банки, как ответственные учреждения и институты, обязаны анализировать все возможные сценарии развития, в том числе предусматривающие закрытие каких-то подразделений, перевод этих подразделений в другие места и т. д. Этих сценариев, как правило, много. Журналисты хватались за самые яркие: «Офис закрываем, садимся в лодку и плывем непонятно куда». Наверное, действительно в каких-то случаях для каких-то банков, имеющих панъевропейское влияние и в основном связанных с розничным бизнесом, регулирование европейского ЦБ может показаться удобным. Но таких банков очень немного. Остальным банкам, которые в Лондоне, как правило, занимаются инвестиционно-банковской деятельностью и связаны с В2В сектором, эти все разговоры о том, что закроем офис и переедем, ни о чем. Офисы, как правило, находятся там, где находятся клиенты. Клиенты – это, как правило, другие финансовые корпорации, все находится в Сити.

Где сегодня легче заработать денег – в Британии или России?

В Британии вообще делать бизнес проще, иногда даже слишком просто, и потому не всегда интересно. В России интересно, потому что сложно. Там много самых разнообразных вызовов. При этом если прикладывать достаточное количество ума, то все получается очень здорово. В России нет такой жесткой конкурентной среды, как в Британии, да и в других странах. Я делал бизнес в Италии, например, и тоже обратил внимание на то, что там все очень банально. Работают банки, работают госслужбы, банки поддерживают мелкий и средний бизнес, есть система государственной поддержки; если у тебя есть какая-то бизнес-идея, то ты можешь изучить конкурентную среду и дальше имеешь возможность свою идею реализовать. Но это слишком банально и неинтересно. Поэтому в Европе работают в основном с 9 до 6. А в России все не так: мало информации, нет никаких особенных систем поддержки и можно полагаться только на собственные силы.

Вам когда-нибудь приходилось жалеть, что вы не остались в 90-е годы в Англии и не построили суперкарьеру здесь, предпочтя карьеру в России?

Нет, мне все в моей жизни нравится. Я люблю Англию, но и Россия все-таки моя родина. Хотя иногда я ностальгирую и по Лондону.

По каким именно местам?

Помню, как в 1991 году я гулял от одной конечной остановки 6-го автобуса до другой: от Квинс Парка до Олдвича. У меня уходило два с половиной часа на это путешествие. Но я проделывал его в течение двух недель каждый день. Этот путь проходил через многие интересные места: Чайна Таун, Оксфорд-стрит и т. д. Сейчас я столько не пройду, только в студенческом возрасте получалось. Но вот ностальгия есть. 

Фото: Елизавета Кочергина

Павел Теплухин стал первым спикером ZIMA Club, который запустился в сентябре в Лондоне. О том, как это было: