Загрузка ...
Успех винного магазина Hedonism Wines и ресторана Hide в Mayfair наши соотечественники прочно ассоциируют с именем Евгения Чичваркина. Хотя сам он чаще говорит о достижениях своей «боевой подруги» Татьяны Фокиной. Как управляющий директор именно она занималась открытием магазина и выводом его на самоокупаемость. Параллельно открывала Hide и занималась запуском образовательной платформы «Открытый университет». О том, как выпускница петербургского филфака попала в лондонскую индустрию ритейла и ресторанный бизнес, и как у нее получалось совмещать несколько сложных проектов одновременно – Татьяна рассказала главному редактору ZIMA Катерине Никитиной. Не обошлось и без личных вопросов.
Знаете, как говорят иногда про женщин: она работает на трех работах, чтобы прокормить семью. У вас ситуация другая, семью кормить вы не вынуждены, но работ все равно три. Какой из них вы сейчас уделяете наибольшее внимание?
Есть такое клише, что проекты – это как дети. И когда в семье рождается новый ребенок, все какое-то время носятся вокруг него. Вот я себя чувствую примерно так, как будто у меня родился третий ребенок – ресторан Hide. Когда мы его открывали, я пошла в Hedonism (как будто боялась, что он обидится, хотя это довольно абсурдно), постояла там несколько минут и мысленно сказала: «Мы тебя все равно любим. Ты все равно наш первый проект». Такой был сентиментально-суеверный акт. Понятно, что ресторану сейчас уделяется наибольшее внимание. Потому что, во-первых, он открылся только в апреле. А во-вторых, все же этот проект очень большой и очень амбициозный. Открыть ресторан в самом центре Лондона, сразу на 174 места – это действительно очень смело.
А какие амбиции связаны с рестораном? Про Hedonism Wines Евгений все время говорит, что это лучший в мире винный магазин. Есть установка сделать Hide лучшим в мире рестораном?
Магазин действительно лучший в мире. С рестораном все несколько сложнее. Есть список из топ-50 мировых ресторанов. В целом рейтинг очень субъективный. Мы, конечно, хотим быть там представлены и, скорее всего, сможем туда попасть. Но наша цель – скорее, быть не лучшим рестораном в мире, а самым любимым рестораном в Лондоне. Нас постоянно спрашивают: «Куда пойти в Лондоне, что нового открылось?» Так вот мы хотим, чтобы 70 человек из 100, которым задают тот же вопрос, сказали: «Нужно идти в Hide». Для меня лично цель такая. (Разговор был записан до того, как ресторан получил первую мишленовскую звезду – прим. ZIMA)
С апреля прошло полгода. Вы чувствуете, что у вас получается все, что вы запланировали?
Да, безусловно. Мы следим за отзывами посетителей и критиков, пока ни одного вопроса собственно к еде вообще не возникло, большинство очень хвалят. Хотя за пару недель до открытия случился инцидент в Солсбери, и это, конечно, нам никак не помогло. Многие обсуждали «русские деньги», вложенные в проект. Иногда еще в ресторан заходят наши соотечественники и спрашивают: «А почему у вас нет меню на русском языке? А где сырники на завтрак?» Мы, безусловно, очень гибки и ориентированы на сервис. Но в целом, если вы сюда придете, быстро поймете, что это не русский ресторан. Собственно русского в нем, кроме нас, вообще ничего нет. Только разве что еще обложка для меню в одной из private dining rooms.
Вы занимаетесь рестораном с момента замысла. До этого – так же, как я понимаю, с нуля – открывали большой магазин. Вы где-то учились этому?
Нет, я вообще не думала, что буду когда-то заниматься ритейлом. Я училась на филологическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета, на итальянском отделении.
Это был ваш выбор?
Это был абсолютно мой выбор. Хотя, конечно, у меня не было варианта не идти в университет. И папа, и мама у меня университетские преподаватели. Мама – в прошлом, а папа и сегодня преподает в СПбГУ. Сейчас он также профессор в Италии, преподает биологию в Пизанском университете. Как бы сказали здесь, у меня очень академическая семья. Я не уверена, что вправе говорить о себе, что я петербургский интеллигент, но семья у меня точно была крайне интеллигентной.
Вы были в школе отличницей?
Я была почти отличницей. Но у меня было очень плохое поведение, и моих родителей все время вызывали в школу. При этом со мной особо нельзя было ничего сделать, потому что я очень хорошо училась.
За что, например, могли вызвать в школу ваших родителей?
Я сбегала с уроков, особенно в подростковом возрасте, достаточно дерзко со всеми общалась. Потом мне это отлилось, во время педагогической практики на филфаке. Я пришла в свою же школу преподавать французский старшеклассникам. И увидела таких же девочек в коротких юбках, которые нахально на уроках сидели и писали записочки. Но на филфаке я в итоге получила красный диплом.
Вы сразу после университета оказались в Лондоне?
Да. В июне я выпустилась, а в сентябре приехала сюда. Это было, получается, девять лет назад.
Лондон был вашей конечной целью? Вы хотели сюда попасть?
Нет, я вообще никогда не хотела уезжать из России. Я была и остаюсь в правильном, исконном смысле слова, патриоткой. Хотя теперь это слово почти стыдно произносить, мне кажется, так как его смысл замутнился. В Лондон я приехала по любви, скажем так. И за первый год я съездила домой 12 раз, несмотря на то что денег у меня практически не было. Я ездила домой каждый месяц, потому что абсолютно не понимала, зачем я здесь нахожусь и что вообще делаю.
То есть вы приехали по любви к мужчине, а остались по любви к городу?
Осталась по любви к работе. Я с самого начала сказала, что я перееду, но если не найду работу, которая меня устраивает, то уеду обратно. Потому что я не могу не работать, я с 18 лет все время работаю, и работаю очень много. У меня были какие-то сбережения, но я помню, как ходила по центру Лондона и думала о том, что билет на автобус стоит столько-то, пойти куда-то стоит столько-то, а платье в «Заре» стоит столько-то. И я не могу сказать, что меня это как-то мотивировало. Скорее, злило, что я нахожусь в этом прекрасном городе, где столько всего можно делать, столько всего пробовать, но не могу себе этого позволить.
Какую работу вы в итоге нашли?
Я сделала ставку на то, что у меня очень хороший английский и очень хороший русский. Это было мое конкурентное преимущество. Все работы, которые я искала, основывались именно на этой комбинации. Это были агентства по недвижимости, пиар-агентства – в общем, достаточно корпоративные должности. Перед приходом в Hedonism Wines я пошла помощницей к одному российскому бизнесмену. И это был совершенно дикий опыт. Я как будто постоянно находилась в гангстерском фильме или клипе Тимати тех годов, где все прыгают в бассейн, обливаясь шампанским. Это раскрыло мне глаза на неприглядную параллельную действительность. Когда меня брали на работу, предупредили: «Наши предыдущие помощницы продержались неделю максимум». Мне стало интересно узнать, где мой лимит. И как только я поняла, что продержалась 10 месяцев, сказала: «Все, большое спасибо, это было бесценно, но я больше находиться здесь не могу». Я уже сдавала дела, когда мне позвонили из агентства и сказали, что ищут помощника для Евгения Чичваркина.
Вы его знали на тот момент?
Нет. Но я знала про него из-за конфликта вокруг «Евросети». Кстати, это был бизнес, который в бытность мою в России у меня ничего, кроме негатива, не вызывал. Женя сам говорит, что в Петербурге «Евросеть» очень не любили.
Потому что Петербург очень интеллигентный город, а «Евросеть» вела себя максимально неинтеллигентно?
Да. Она всегда вызывала какое-то такое чувство настороженности, если не сказать больше. И уж точно меня не интересовало тогда, кто этим владеет и кто это все создал. Но потом, поскольку у нас очень политизированная семья, я узнала про обстоятельства, из-за которых Женя был вынужден переехать сюда, и о том, что произошло после. И за его историей я следила и как-то по-человечески сопереживала. Познакомились мы только на собеседовании. Мы очень долго говорили, потом было еще три собеседования, мы все еще очень долго говорили, я даже не очень понимала о чем. Там были вопросы про любимые фильмы, книги… И в итоге помощницей стала другая девушка.
А искали именно PA?
Да, искали РА. Но мне Женя сказал, что у него в голове есть проект винного магазина, и спросил, не хочу ли я им заняться. Я согласилась, так как это было очень интересно, хотя про вино я очень мало тогда знала. Но я понимала, что если есть хорошие организаторские способности, то организовать можно что угодно: встречу, выборы, олимпиаду, винный магазин. Меня также успокаивало, что Женя хорошо знает, что такое ритейл. Но все, конечно, оказалось сложнее. Поначалу мы ходили к нужным нам людям и говорили: «Мы хотим открыть лучший в мире магазин». Люди крутили у виска и отвечали: «Здорово. Удачи вам». Женя давно хочет собрать все письма с отказами, которые мы получили за первые годы: отказ в открытии банковского счета, отказ в сдаче помещения, отказ в поставке вина. Для английского истеблишмента наша идея казалась дикой и мало осуществимой.
Женя давно хочет собрать все письма с отказами, которые мы получили за первые годы: отказ в открытии банковского счета, отказ в сдаче помещения, отказ в поставке вина.
Сколько времени заняло открытие магазина – от идеи до первого рабочего дня?
Я пришла в сентябре 2010-го, а открылись мы в августе 2012-го, когда в Лондоне была Олимпиада. Весь наш head office, мне кажется, к открытию вообще не спал. Я приезжала домой в два часа ночи, принимала душ и ехала обратно – к пяти я была снова в офисе. Мне кажется, что я буквально парила тогда над землей, у меня от недосыпа синяки под глазами были практически до подбородка. Вначале все шло очень медленно. Мы сейчас смотрим на свои выручки в первые месяцы – это примерно одна десятая нашей дневной выручки сегодня. Но мы понимали, что все придет. Просто сложно было научиться терпению. Без него здесь невозможно. Эти бесконечные разрешения, встречи, обязательное личное общение… Ты можешь все решить одним телефонным звонком, но тебе приходится идти на встречу и сидеть там два часа, обсуждая погоду. Я всегда мысленно переживала, что столько бы всего успела за эти два часа. С рестораном в этом плане было уже легче – мы заранее знали, что все будет дороже, дольше и сложнее, чем нам хотелось бы, и решили постараться не тратить лишний раз свои нервы. В итоге, конечно, тоже тратили, но уже не настолько.
Как быстро Hedonism Wines начал зарабатывать?
Он достаточно быстро вышел на самоокупаемость. Чистую прибыль мы начали получать три года назад. Только тогда я чуть-чуть отошла от операционных вопросов, хотя до сих пор активно во всем участвую и знаю досконально, что в магазине происходит. Но я понимаю, что у нас работают правильные люди и мне не нужно проверять каждый их шаг. До этого я, мне кажется, была в копии вообще всех имейлов, которые в компании посылались. Я боялась, что кто-то не так ответит, не так поймет и т. д. Все-таки видение было наше с Женей, и полностью реализовать нашу идею могли, наверное, только мы.
Легко ли вам было найти с Евгением общий язык?
У Жени есть редкое качество, за счет которого во многом, мне кажется, он так и успешен, – это умение найти правильных людей и не мешать им работать. Достаточно быстро он дал мне полную свободу действий. Хотя, как я сейчас уже понимаю, он довольно долго меня проверял. Мог позвонить в субботу утром и сказать: «А давай привезем «Гражданина Поэта» в Лондон». Я говорю: «Ну, у нас там стройка… А вообще, ну и что. Давайте!» И я, вдобавок к основным своим задачам, бралась также за организацию концерта.
Евгений вас называет «моя боевая подруга». Вам нравится это определение?
Частично. Я просто против многих других определений.
А жена?
Мы не женаты.
Как это? А как же то красивое фото из инстаграма, которое облетело все СМИ? Вы в белом платье, Евгений во фраке.
Это хороший пример того, как работают в наше время СМИ. Мы ехали на балет, и у меня было скорее балетное, как я думала, платье. Как только мы вышли из дома, кто-то крикнул: «Congratulations!» Мы поняли, что действительно выглядим как жених и невеста, и решили эту тему обыграть. Нашли в цветочном ларьке Ковент-Гардена чуть ли не последний оставшийся там букет и придумали подпись, которую можно было по-разному истолковать. В то, что это свадебная фотография, поверили тогда и наши друзья, и даже моя мама. Звонили и возмущались, что мы им ничего не сказали. Хотя я разве что с транспарантом не хожу, на котором написано, что я никогда не выйду замуж, потому что не вижу в этом смысла. Всегда всех поправляю: я не жена. «Герлфренд» звучит тоже довольно глупо. А определение «боевая подруга» в общем действительно отражает суть наших отношений.
Вам Женя сразу понравился?
Он мне сразу понравился по-человечески. В жизни он не такой, каким его часто видят другие люди. Вот в интервью с Дудем Женю увидели таким, какой он есть, и сразу начали восхищаться. У многих сложился далекий от реальности образ такого самонадеянного хама, а на самом деле он очень образованный, с хорошим чувством юмора, простой, открытый. Так что с человеческой точки зрения он мне сразу был симпатичен. Но почему случаются служебные романы? Потому что люди, которые друг другу нравятся, очень много времени проводят вместе. Это органичный процесс: вы друг друга уже очень хорошо знаете, прошли вместе через какой-то стресс, видели друг друга и в слезах, и бьющимися головой о стену. У нас есть скамейка в саду около офиса – там, кажется, плакали все наши сотрудники, особенно перед открытием магазина, так как эмоции тогда просто зашкаливали.
Почему случаются служебные романы? Потому что люди, которые друг другу нравятся, очень много времени проводят вместе.
Кому сложнее давался служебный роман – Евгению как начальнику или вам как его сотруднице?
Тяжелее давался мне, поскольку мне приходилось доказывать, что я занимаюсь всеми проектами потому, что хорошо делаю свою работу, а не потому, что мы с Женей пара. Я до сих пор это подсознательно делаю, хотя вроде как мне давно доказывать никому ничего не нужно. Я всегда была первой, кто приходил на работу, и последней, кто оттуда выходил. Но у нас целый коллектив трудоголиков. Причем в команде, с которой мы работаем в офисе, одни британцы. И это абсолютно уникальная ситуация, когда я могу написать имейл в 5 утра и, скорее всего, мне кто-то на него сразу ответит. Такой корпоративный подход в этой стране очень редок, здесь привыкли работать с 9 до 5. Мне кажется, мы стянули в один офис всех неравнодушных людей. И это главная наша удача.
То, что вы с Евгением вместе работаете, отражается как-то на отношениях? Мешает или помогает?
Мешает. Я стараюсь не обсуждать дома работу, но это очень плохо получается, и иногда мы все же спорим по рабочим вопросам. Как происходит вечер в обычных семьях? Муж приходит домой с работы, жена его спрашивает: «Как прошел твой день?» У нас такого не может быть, потому что я досконально знаю, как прошел Женин день – хотя бы потому, что мой, скорее всего, частично прошел так же. Мы только спортом занимаемся по отдельности. Женя обожает поло. Я попробовала им заниматься, но поняла, что это отнимает кучу времени. Мне же комфортно заниматься рано утром. Обычно я встаю в 6 и к 7 утра иду на йогу, теннис или каток.
Каток? В Лондоне?
Да, я хожу на каток Queens – единственный в центре Лондона, который работает круглый год. Как-то я неожиданно поняла, что мое питерское детство прошло без коньков, хотя я их очень люблю. Я была ребенком перестройки, и родителям явно было не до того, чтобы водить меня в спортивные секции – они пытались свести концы с концами. Так что я решила попробовать сейчас. Понятно, что олимпийской чемпионки из меня в 30 лет не будет. Но я занимаюсь с удовольствием, и прогресс все равно есть.
Три года назад у вас родилась дочка. Материнство как-то вас изменило?
Мне кажется, я успокоилась чуть-чуть. Если раньше я могла эмоционально отреагировать на какую-то проблему, принимала все близко к сердцу, то сейчас все чаще думаю: «Есть у меня силы рвать и метать? Нет. Стоит ли мне это делать? Нет». Вот только сейчас, мне кажется, в моей жизни появился баланс между работой, дочкой и социальной жизнью. У меня заняло довольно много времени, чтобы к этому прийти.
Только сейчас, мне кажется, в моей жизни появился баланс между работой, дочкой и социальной жизнью.
Вас не пугала идея материнства, учитывая, сколько вы всего в тот момент делали?
У меня было ощущение, что я тону в пропущенных звонках и непрочитанных письмах. Причем я настолько переоценивала свои возможности, что надеялась со всем справиться сама и даже не хотела сначала брать няню. В пятницу Алиса родилась, в понедельник я пришла с ней в офис, чтобы представить ее там всем. Оказалось, что на работе никто не был в курсе, что я была беременна. Я сама об этом не говорила и думала, что эту тему не обсуждают из чисто британского чувства такта. Но они, правда, не заметили. Я обычно хожу в балахонах и во время беременности все время бегала – в поведении ничего не изменилось. Примерно через неделю после рождения Алисы я вернулась к работе.
Вы ведете еще один проект, про который я вас хотела спросить. Это «Открытый университет» Ходорковского. Почему вы им начали заниматься?
Потому что мне предложил заняться этим направлением Михаил Борисович. Когда я услышала про концепцию политического онлайн-образования, то не сразу согласилась, если честно, и даже взяла какое-то время на размышление, что для меня нехарактерно. Но дело мне показалось очень важным и интересным. Вместе с другими членами команды мы разработали концепцию, потом начали продумывать, как это будет выглядеть визуально. Потом нашли исполнителей. Мы решили, что наш первый курс должен быть чем-то похож на «Намедни» – такой ликбез для нового поколения. Ездили в Москву, учились у «Арзамаса», который тоже тогда только открылся. На первом этапе, до самого запуска, я этим вплотную занималась. Наверное, мое участие можно обозначить как руководитель проекта. Это происходило почти одновременно с рождением дочери: родилась Алиса, через два месяца запустился «Открытый университет». Мы начали с курса Юрия Сапрыкина «Культура как политика».
Вы и сейчас им занимаетесь?
Да, но теперь я, скорее, контролирую качество. Отчитываюсь о проделанной работе, стараюсь, чтобы этот проект продолжался. «Открытый университет» очень сложно развивать, особенно в России. Там постоянно то что-то закроют, то объявят нежелательной одну организацию, то другую, то еще один сайт. Пиарить тоже особенно не получается, потому что в России мало кто имеет смелость быть ассоциированным с проектами Ходорковского. Наше главное партнерство – с «Дождем». «Открытым университетом» я, кстати, всегда занималась абсолютно бесплатно. Кто-то посвящает себя благотворительности, а для меня вот это, наверное, мой посильный вклад в развитие общества.
А на митинги вы с Евгением ходите?
Хожу. Хотя я не всегда согласна с его позицией. Базово мы на одной стороне, но часто не согласны по каким-то конкретным людям и поводам. Женя более радикально настроен, активно поддерживает Навального, например. Я такого не могу сказать про себя. Последняя большая ссора на околополитические темы у нас была из-за чемпионата мира. Женя сказал, что для сборной России там все было куплено. И вот тут вступил мой патриотизм. Я потеряла дар речи, потом его обрела и высказала все, что я по этому поводу думала. Женя после выступления нашей сборной взял свои слова обратно. А я ездила в Россию и на полуфинал, и на финал чемпионата. Без Жени, к сожалению, потому что он в Россию невъездной.
Как вы сегодня смотрите на тот путь, который вы прошли за эти 9 лет в Лондоне? Вы могли его себе когда-то представить?
Нет. Если честно, у меня такой подход к этому: совпало правильное место и правильное время. Мой путь – просто цепь совпадений. Главное, что я могу себе поставить в заслугу, так это то, что если появляются интересные возможности, то я, скорее, соглашусь поучаствовать и постараюсь воспользоваться шансом. Я всегда за то, чтобы пробовать.
Фото Анастасии Тихоновой
30 октября пройдет встреча участников ZIMA Club с Татьяной Фокиной. Подробности на club.zimamagazine.com.
Ссылки на самые интересные интервью сайта мы выкладываем в нашем телеграм-канале. Подписывайтесь, чтобы не пропустить.