Загрузка ...
Какие бы ни были на дворе погода, правительство и курс фунта, река Темза несет свои величественные воды в Северное море. Антон Травкин тоже продолжает рассказывать истории, и его тоже ничто не остановит.
В этот раз его рассказ – как раз о Темзе.
Сегодня, ребята, нам с вами придется включить всю силу воображения, чтобы переместиться в викторианский Лондон с присущими ему тогда ароматами. Возможно перемещение будет не из самых приятных, но дело в том, что иначе масштаб проблемы никак не оценить.
Итак, представьте себе британское лето середины XIX века со средней температурой выше 30 градусов. Холодильников нет, кондиционеров, само собой, — тоже, продукты портятся в секунды. Испортилось – выбрасывай. А куда? В Темзу бросай.
А ночной горшок утречком вынести куда? Да туда же – в речку лей. Льешь, а в ней уже вальяжно плавают различные отходы с фабрик, останки дохлых кошек и собак, кусочки бывших коровок и свинок со скотобоен, химикаты с кожевенных заводов и как бы вишенкой на как бы торте этого всего — огромные кучи конского навоза. Добавьте тучи роящихся над этим счастливых мух, не менее счастливо разносящих по городу брюшной тиф, а также совершенно некрепкий стул — и картина может в ваших головах сложиться.
Находиться возле реки было настолько невозможно, что людей буквально тошнило при приближении к ее берегам.
Смешновато-показательными были свидетельства одного ученого того времени, который взял с собой белых салфеток-лакмусов с целью погрузить их в воды Темзы и потом по степени коричневости бумажки оценить масштаб проблемы. Но, еще с моста, увидев невооруженным глазом играющие на солнце клубы фекальных масс, он зажал нос теми самыми лакмусами и убежал несолоно хлебавши.
Почему же все было так плохо?
Во многом этому поспособствовало стремительное троекратное увеличение населения города за последние полвека (Лондон в ту пору был самым густонаселенным городом в мире), а также повсеместная установка туалетов со смывом. Последнее же вроде и класс — инновации и цивилизация, гигиена и чистота, но старенькая и далекая от совершенства канализация не выдерживала внезапно взявшегося дополнительного напора воды, и все содержимое опешивших выгребных ям тупо выливалось в реку.
Кризис грянул летом 1858 года, когда температура воздуха достигла исторических максимумов. Таких же максимумов достиг и слой нечистот, которым были заботливо укутаны берега Темзы в Лондоне — местами до полуметра. По иронии судьбы больше других страдали депутаты парламента, здание которого, как вы конечно же знаете, находится на самом берегу реки. Парламентарии маялись от вони настолько, что шторы обильно пропитывались хлоркой чуть ли не ежечасно, но это не особо помогало, и парламент всерьез хотели перенести. С другой стороны, и хорошо, что официальные лица ощутили все сполна на своей шкуре — это заставило их принять решение незамедлительно и безотлагательно. Но об этом чуть позже.
Кстати, забить запах старались и для обычных граждан – ежедневно тонны раздавленных лаймов сваливали на бурые берега – но эффекта от этого было ровно столько, как если бы вы попшикали духами выгребную яму в надежде дышать возле нее свежо и всласть.
Другая напасть – болезни
Отдельно же еще неслась холера. Это вообще страх страшный был. За предшествующие 25 лет от нее полегло более 25 тысяч человек, и потому боялись ее как чумы (оценили игру слов, да?).
Так как медицина в то время по прогрессу недалеко ушла от канализации, в тогдашних трендах была теория «миазмов». Это когда ты веришь, что болезни все передаются через запахи продуктов разложения и гниения. И чем больше разит, тем больше у тебя шансов что-то подцепить и благополучно от этого впоследствии разложиться самому.
Правда за несколько лет до этого эту теорию уже начал разносить в пух и перья отец современной эпидемиологии Джон Сноу (да, можете хихикнуть: финальный сезон в апреле). Там, кстати, тоже классная история, достойная отдельного поста. Если вкратце, то он изучил статистику заболеваний одного отдельно взятого района (Сохо) и догадался, что очагами заболеваний были источники питьевой воды, откуда эти все горемычные пили.
Немалой доказательной базой стали пивовары, жившие в эпицентре одного их холерных очагов и не дувшие в ус. А все потому, что воду они презирали и всегда пили только свое пиво. Хэштег «идеально».
Но так как вся эта водяная теория только набирала обороты, 90% ученых мужей и необразованной тьмы свято верили в губительные запахи. И это в конце концов в связке с отчаявшимися выше парламентариями сослужило хорошую службу для речки – действовать начали очень быстро.
Как решался вопрос
Вместо классического «давайте отложим до следующего жаркого сезона, тут того лета уже осталось-то» они меньше, чем за три недели собрали денежку (довольно внушительную, надо сказать — благо с ней тогда у города проблем не было) и приняли билл о приведении в порядок реки, канализации и береговых укреплений.
Главным инженером назначили Джозефа Базелджета, который к тому времени уже не первый год отирал двери парламента со своими канализацонными проектами и предрекал грядущие проблемы экскрементального характера.
Проект был не то что масштабным – масштабнейшим даже. 82 мили новых коммуникаций, сточные тоннели пошире метрошных и насосные станции невиданных доселе размеров.
Людей подключено было видимо-невидимо, работа спорилась, бюджет был резиновый, за шесть лет основа системы была возведена и вонь как-то постепенно и ушла.
С ней ушла и холера. Как-то, правда, еще раз вспыхнула где-то в глуши на востоке. И злопыхатели только такие: «Агаааа!», но потом оказалось, что туда еще Джозефовы трубы не довели и только поэтому такая оказия вновь приключилась. Показательны еще две вещички: благодаря открывшимся канализационным возможностям население Лондона за последующие 30 лет удвоилось еще раз, а некоторые его части трубопровода вообще используются до сей поры. Вот такой вот человечище и вот такая вот история.
Уже много лет в ключевой реке нашего города не плавают зловонные нечистоты. Наш телеграм-канал о жизни в Англии тоже чистый и заслуживает вашего доверия: там публикуются только хорошие статьи.