Загрузка ...В весеннем номере журнала мы рассказывали о Зальцбургском фестивале, на котором русская программа стартует в следующий понедельник. Президент Российского общества друзей фестиваля, владелец ярмарки viennacontemporary, коллекционер и девелопер Дмитрий Аксенов рассказал ZIMA о своем увлечении современным искусством, фестивале классической музыки и представлениях о счастье.
С порога московского офиса инвестиционной компании RDI GROUP, председателем совета директоров которой является Дмитрий Аксенов, заметно, что современное искусство – часть идеологии этой компании. В здании на Новорижском шоссе на стенах висят полотна Гутова и Кошлякова, Волигамси и Отдельнова, Recycle и Чтака.
Восемь лет назад Дмитрий Аксенов купил ярмарку современного искусства Vienna Fair в австрийской столице, которую впоследствии переименовал в viennacontemporary с фокусом на современное искусство Восточной Европы, сделав ее одним из топовых событий для международных коллекционеров.
Как Вы начали увлекаться современным искусством? Был ли какой-то поворотный момент?
Все началось на бытовом уровне. Я строил новый дом и мне хотелось заняться интерьером, «сделать красиво» в моем тогдашнем понимании. Коллега-архитектор, которого я привлек к проекту, использовал эстетические решения, которые я сначала не понимал, но затем смирился с ними. Он настоял также на том, чтобы искусство в интерьере было беспредметным, что меня смущало, я говорил: «Ну как же так…».
Что значит «беспредметным»?
Ну это не кони, горы, или девушки, а что-то абстрактное. Меня это насторожило, но я решил довериться его выбору. Любопытство победило лень, и я стал тратить время на изучение: сходил на выставку Ротко в «Гараже», познакомился с Иосифом Бакштейном (искусствовед и куратор, организовал Первую и Вторую Московскую биеннале – авт.), потом взял курс истории культуры. И вот тут-то все началось.
Как скоро после этого купили ярмарку?
Возможность купить ярмарку представилась немногим позже. Я приобрел лицензию на проведение Vienna Fair (так viennacontemporary называлась до ребрендинга – авт.).
В 2012 году мы познакомились с представителем Erste Bank, многолетним спонсором ярмарки Vienna Fair, который обратил внимание на ее довольно слабые позиции, но большой потенциал. Мне этот проект показался интересным с точки зрения приложения компетенций и ресурсов, при этом он подходил под мою личную задачу — обмен практиками между российскими и западными художниками, представление нашего современного искусства международному сообществу и поддержка культурного диалога.
Вы выбрали Вену в качестве площадки просто потому, что ярмарку там уже продавали, или были еще причины?
Отец моей супруги служил в ООН в советское время в Вене, и супруга моя там родилась. Мы туда часто ездили.
Вена — органический центр Европы, и когда мы обсуждали семь лет назад дальнейшее развитие ярмарки, мы исходили из того, что это город с очевидной и значимой позицией на мировой культурной и политической карте.
Ни у одной страны восточной Европы не было потенциала делать ярмарку международного формата, просто по причине небольшого количества галерей в стране. При этом формат других ярмарок не давал возможность галереям из этих стран представлять себя так, чтобы быть замеченными. Вена же, благодаря историческим и географическим особенностям, — идеальное место для представления искусства восточноевропейских стран, такой культурный хаб восточной Европы.
(Vienna Fair, которую Аксенов купил в 2012 году, претерпела изменения по трем фронтам: название, даты и место проведения. Сейчас viennacontemporary проходит в бывших скотобойнях Max Halle – авт.).
Чего удалось достичь за восемь лет работы viennacontemporary?
В самом начале пути это была такая локальная история для австрийцев. Как в каждом крупном городе, где есть ярмарки, которые интересны локально и где представлено местное искусство. Вот у нас теперь есть две в Москве, например (Cosmoscow и DA!MOSCOW – авт.). Для международной же аудитории нужна веская причина, чтобы приехать. Мы этого добились.
Почему приезжают, расскажите, пожалуйста?
На viennacontemporary мы собираем визуальную культуру восточной Европы. Это уникальный продукт. На ярмарке из 100 галерей треть – это галереи Болгарии, Украины, Румынии, России и т. д.
Russian Art Focus, презентация на Биеннале современного искусства в Венеции. Слева направо: Дмитрий Аксенов, Инна Баженова, Михаил Пиотровский, Виктория Кондрашова (директор фонда AFF)
Аналитический обзор, который делает Art Basel, поставил нас в топ-20 международных ярмарок по результатам прошлого года. Когда я ее покупал, ярмарка была, может быть, в топ-100. Налицо – позитивное изменение. Мы постарались сделать ее международным событием, достойным внимания крупных коллекционеров.
В своих интервью Вы часто говорите, что Ваши дети уже очень хорошо разбираются в искусстве. Они Вам что-то советуют? Кого-то определенного привезти или что-то определенное купить?
Дело даже не в том, что дети что-то советуют, а в том, что они существуют в поле современной культуры, для них это становится нормой. Они мыслят по-другому и готовы работать с идеями.
Обычно, во время ярмарки я прохожу все стенды и составляю список работ, которые, по моему мнению, интересны. Раньше советовался с товарищем, Дмитрием Гутовым (художник и критик, прим. ред.), чтобы он оценил художественную ценность работ, которые я выбрал. Сейчас я сравниваю свой список со списком своего сына Александра. Ему 11 лет, но он уже очень хорошо разбирается в предмете.
В прошлом году, например, в его списке была работа [мультимедиа-художника] Егора Крафта. Новая интересная работа из Питера про динамику отношений офлайн-онлайн: мраморная плита, на которой написана ссылка на статью в «Википедии» об этой работе (объект URL Stone, прим. ред.). И возникает вопрос: что просуществует дольше: физический объект, о котором написано в виртуальном мире, или виртуальное описание физического объекта? То есть ссылка на ссылку. Нам обоим это понравилось.
Любопытство и нетрадиционная точка зрения на обыденность – это хорошо. В этом смысле у моих детей много творческих возможностей себя выразить, которых, например, у меня в детстве не было.
Как будущее искусства связано с технологиями?
Моя версия событий: технологии освободят человека от рутинного труда, и человек отдастся творчеству – деятельности, свойственной ему как биологическому виду. Культура – это сфера, где человек сможет себя реализовывать и получать больше удовлетворения от своей жизни, чем от участия в процессе разделения труда.
Технологии дают больше возможностей получить образование, люди смогут повысить компетенцию для потребления современной культуры. Стратегически, я думаю, сегмент культуры будет расширяться, как ни странно, являясь следствием технологической революции.
Что касается просто включения технологических изменений в культурное производство и в культурную экосистему, то это уже происходит. Всем музеям, всем художникам придется интегрировать в свои модели существования современные цифровые практики, новые медиа, новые способы коммуникации, новую аудиторию. В противном случае, это станет архаикой, куда будут забредать маргиналы на посмотреть. Надо стать современным.
Другой Ваш проект в Австрии — это Российское общество друзей Зальцбургского фестиваля. Как и когда возникла идея его создания?
Подобных обществ много. Например, давно существуют американское, швейцарское и германское общества, а русского не было, даже не смотря на значимость русской музыкальной культуры, интегрированности ее в фестиваль и большое количество посетителей из России. Президент фестиваля Хельга Рабл-Штадлер сама предложила мне создать общество друзей, которое будет представлять Россию. К тому времени моя деятельность в Вене оказалась заметной благодаря viennacontemporary. Я думаю, что именно поэтому предложение помогать фестивалю делать российскую культуру видимой поступило мне.
А до создания общества друзей Вы на Зальцбургский фестиваль ездили?
Нет. В первый раз приехал в 2012 году, и так совпало.
Русскую программу Вы спонсируете или лоббируете?
Лоббирование — это дело неблагодарное и в данном случае неосуществимое. Для фестиваля контент важнее денег. За счет этого он имеет свою репутацию. Прелесть в том, что интерес к русской культуре художественный руководитель (Маркус Хинтерхойзер, пианист и любитель русской культуры) и президент фестиваля разделяют, то есть их не надо убеждать в актуальности и значимости русских исполнителей. Поэтому наша задача — просто помогать финансово.
Когда несколько лет назад новым интендантом фестиваля назначили Маркуса Хинтерхойзера, мы в первую очередь обсудили возможность большого события, которое Российское общество друзей готово поддержать. В 2017 году таким событием стало открытие фестиваля российским оркестром и хором musicAeterna под руководством Теодора Курентзиса.
Теодор Курентзис
Как Вы выбираете, какие постановки финансировать?
Мы стремимся охватить самые значимые постановки фестиваля и концертную программу. Контент настолько впечатляющий, что в этом году мы даже увеличили количество дней программы (программа пройдет с 12 по 16 августа – авт.).
Премьерой фестиваля стал «Идоменей» Моцарта – совместная работа Питера Селларса (американский экспериментальный театральный и оперный режиссер – авт.) и Теодора Курентзиса. Валерий Гергиев в этом году вернулся в Зальцбург вместе с немецким режиссером Андреасом Кригенбургом и представит «Симона Бокканегру» Верди (15 августа, прим. ред.).
Зальцбург имеет репутацию дорогого фестиваля – точно не для молодежи, из-за чего его иногда критикуют. Хорошо ли иметь нишу, или фестивалю пошла бы на пользу некоторая демократизация?
Фестиваль не столько дорогой, сколько труднодоступный, ведь не на каждую оперу есть возможность достать билет. Многие расходятся только по квотам.
Что же касается «не для молодежи», то это не совсем верно. Маркус Хинтерхойзер отлично соединяет традиционное с новаторским. Афиши фестиваля, например, это — произведения абстрактного экспрессиониста Сая Твомбли. В прошлом году оперу Джузеппе Верди «Аида» ставила иранская фотохудожница и режиссер Ширин Нешат.
Как выглядит Ваш идеальный день в Зальцбурге?
Завтрак на Фушльзе (альпийское озеро недалеко от города), после этого прогулка с друзьями по Зальцбургу или дневной концерт. Затем вечерняя постановка, а это уже большой светский выход. В заключение вечера — торжественный прием с исполнителями.
В своих интервью Вы часто говорили, что русская культура настолько загадочна, что, чтобы ее понять, в нее нужно погрузиться. Буквально приехать. Расскажите, пожалуйста, концепция англоязычного Russian Art Focus из этого убеждения выросла?
Это именно попытка устранить языковой барьер, из-за которого российская современная культура не очень интегрирована в международный контекст. Дефицит понимания будет устранен, это лишь вопрос времени. Мы просто этому процессу способствуем.
Я был недавно участником культурного форума «Сочинский диалог», и там австрийский президент показал недюжинные познания в современной русской культуре. Сказал, что читал недавно Сорокина и находит его любопытным, знает Улицкую. То есть он знает не только Достоевского. Или взять, к примеру, успехи российских исполнителей на Зальцбургском фестивале. Это все говорит о том, что мы как нация продолжаем производить колоссальное количество смыслов и идей. Просто ключевое препятствие — это языковой барьер. Мы пытаемся восстановить понимание через наше англоязычное издание.
Вас искусство делает счастливым?
Я понимаю состояние счастья как биологический процесс. Отсутствие зоны дискомфорта в коре головного мозга. Когда человек несчастен? Когда у него есть противоречие между тем, что он хочет и тем, что у него есть. Диссонанс между желаемым и действительным — это источник постоянного неудовлетворения, а отсутствие проблем — это и есть счастье в биологическом смысле. Поэтому человек дисфункционален, когда он не может справиться с какой-то проблемой. Вот она сидит в голове: «Вот, у меня нет того-то, или все плохо потому-то, или вот будет плохо оттого-то». На мой взгляд, это происходит тогда, когда человек не понимает причинно-следственной связи происходящего с ним, с обществом, с миром. Через историю культуры все очень легко видно. Это открытая книга, которая объясняет, как устроен мир. Своеобразный материальный рассказ о том, как люди жили и почему они жили именно так. И ты очень легко видишь связь времени, причинно-следственную связь. Ты видишь связь между собой и древнеегипетским этапом человеческой цивилизации. Культура (в частности, изобразительное искусство) тебе дает язык понимания мироустройства.
Если ты работаешь с идеями и понимаешь их эволюцию, то ты понимаешь эволюцию всего общества. Культура тебе все объясняет и помогает отвечать на вопрос: «Почему?». В этом смысле у тебя меньше шансов столкнуться с какой-то там зоной дискомфорта. Искусство — это очень психотерапевтическая вещь.
Больше интересного про искусство — в нашей рубрике «Арт»
