«Документирую течение болезни без лишних эмоций». Профессия: клинический фотограф

— Мария, как и когда вы стали заниматься фотографией?

— Это началось, когда папа подарил мне пленочный фотоаппарат. Тогда мы жили в Молдове, и я фотографировала все подряд. Скоро мне наскучило проявлять пленку, и я увлеклась живописью. Парадоксально, но я питала одинаковый интерес и к творчеству, и к наукам. Химия, биология и анатомия притягивали как магнит. При этом я отдавала себе отчет, что врачом я не стану из-за своей впечатлительности. Но в один день все изменилось.

 — Если честно, о том, что в больницах работают фотографы, известно далеко не всем — многие из нас о такой работе слышат впервые. Как вы пришли в профессию?

— В 2014 году я подала документы на обучение в Вестминстерский университет и стала одним из двадцати кандидатов, которым одобрили обучение. Факультет назывался The BSc (Hons) in Clinical Photography. Сначала мы получали теоретические знания о цветной фотографии и, например, об использовании крупноформатных камер и поэтапном химическом проявлении пленки, а потом галопом неслись в другой кампус, где превращались в будущих медиков. Анатомия человека, физиология, патология болезни, общение с пациентом. Все то, что поможет органично вписаться в современную биомедицинскую среду. Кстати, курс предусматривал прохождение практики в фотостудии и в медицинском отделе при университете. 

Затем выпускники получали возможность работать клиническими фотографами в больницах NHS. Поскольку в разработке курса с Вестминстером активно участвовали IMI (Институт медицинских иллюстраторов) и AHCS (Академия по аккредитации практикующих ученых для здравоохранения), нас включали в государственный реестр медицинских работников. А дальше начиналось ответственное, но тем не менее захватывающее приключение.

— Чем именно занимается клинический фотограф?

— Мы — это призраки, которые документируют протекание болезни, процесс лечения и результат. Причем, мы делаем это по приказу, отключая любую эмоциональность. Объясню на примере: каждый клинический фотограф состоит в штате больницы, где работает и выполняет задания лечащих врачей и медсестер. 

Например, когда онкологу предстоит операция по удалению злокачественной опухоли в груди, он зовет нас. Мы устанавливаем оборудование, настройки — освещение, высота штатива, линза — не меняем, иначе теряется достоверность. Я делаю кадры до операции и после, что помогает врачу понять, где он, допустим, ошибся или где шов не так зажил. Далее фотографии попадают в архив больницы и хранятся в личном деле пациента рядом с рентгеновскими снимками. Фактически мы визуализируем историю болезни людей с филигранной точностью, чтобы облегчить пациентам принятие себя и своего тела после медицинского вмешательства.

— Сталкивались ли вы с какими-то сложностями во время работы?

— Их целый список. Для меня настоящим испытанием всегда были хирургические операции. Я не чувствую приступов тошноты, когда врач делает надрез, не плачу, когда вижу открытые органы… Я лишь боюсь уронить фотоаппарат. Обычно мы с собой приносим специальную скобу, чтобы было удобно делать снимки, нависая над бессознательным пациентом. Но в моей голове всегда возникает страх: «Вдруг вспотеют руки, я выроню камеру, и она окажется прямо внутри тела?» Даже при мысли о таком форс-мажоре у меня бегают мурашки.

Еще одна трудность — невозможность вмешаться в процесс лечения, если что-то пошло не так. Особенно тяжело фотографировать детей. Мы обязаны присутствовать на родах, запечатлеть первый вздох малыша. Если ребенок не смог выжить, я делаю его фотографию и отправляю прямиком в архив. Спустя какое-то время она понадобится психологу, который долго работал с несчастной матерью, и понял, что она готова осознать страшную правду.

— А как пациент реагирует на то, что его будут снимать во время операции?

— Перед началом приема каждому пациенту дают медицинское соглашение, где он указывает, что дает согласие на съемку, а также то, как и где эти фотографии могут использоваться. Большинство отказов случается в стоматологических клиниках, куда приходят подростки. Они стесняются, что кто-то увидит их лицо до операции по изменению прикуса или установке брекетов. В этом случае мы фотографируем только зубы, опять же до и после. 

— Вы сказали, что отключаете эмоции во время клинической съемки. Были исключения, которые пошатнули нервную систему?

— Да, к сожалению. Несколько лет назад я работала в одном из госпиталей Брайтона через университет. Помимо основных задач, нас направили в палату, где лежали пожилые пациенты с деменцией. Однажды к нам доставили женщину, которая упала с лестницы и сломала ногу.  Меня попросили сделать снимки во время наложения повязок. Помню, как старушку держало несколько сестер, а она будто не замечала их. Вместо этого неотрывно смотрела на меня и беспрерывно шептала: «Помоги мне». Как я уже говорила, клинический фотограф не имеет права вмешиваться в процесс лечения, так что я смотрела на нее сквозь объектив, а у самой на глаза наворачивались слезы.

— Давайте поговорим о пандемии. Чем вы занимались, когда был объявлен первый национальный локдаун?

— На тот момент я работала там же, где и сейчас — в Guildford Hospital. Он находится в 40 минутах езды от Лондона, в достаточно спокойной и тихой местности. Раньше мы специализировались на офтальмологии и стоматологии. Моя основная деятельность заключалось в том, чтобы фотографировать ортодонтических пациентов, несложные операции и делать сканы глаз, но в феврале 2020 года все изменилось. Были выявлены первые случаи заболевания COVID-19. Нам выдали специальные защитные костюмы и маски. Вопреки ожиданиям, наша больница опустела. 

Обычных пациентов больше не пускали, аргументируя, что они могут либо занести вирус, либо им заразиться. Спустя некоторое время палаты начали заполняться, но никто не придавал этому особого значения. Если у человека был кашель, его изолировали и делали тест на ковид. Что касается меня и других клинических фотографов, мы сидели без дела, но смогли адаптировать наши услуги для PR-фотографии госпиталя. Внешне ковид никак не сказывался на заболевшем, поэтому мне не удавалось фотографировать изменения. Вирус бушевал внутри организма. Пациентов с коронавирусом становилось больше, и к основному зданию пристроили еще одно — на 18 палат. Я не могу сказать, что во время первой волны мы сильно переживали. Хотя я звонила подругам в более крупные больницы, и они рассказывали, что там творится настоящий хаос. 

Мне стало не по себе только ближе к Рождеству. К этому времени мы уже заметили изменения во внешности заболевших COVID-19. Если пациенты неподвижно лежат в постели, у них образовываются пролежни. Некоторым надевают специальные кислородные маски, чтобы облегчить дыхание, после которых остаются глубокие следы на переносице. Вот две вещи, которые я фотографирую для пациентов с ковид.

— Как сейчас обстоит ситуация в госпитале?

— Гораздо хуже, чем раньше, из-за послаблений, которые были введены перед рождественскими праздниками. К нам поступает все больше пациентов. Сейчас мы, клинические фотографы, работаем в облегченном режиме, чего нельзя сказать о лечащих врачах.