Андрей Чирихин: специалист по деривативам, донор тори

Как Физтех привел к деривативам

Я сам из Жуковского — советского подмосковного наукограда. Мой дед — профессиональный военный, танкист — стоял у истоков системы безопасности на испытательной базе бюро «Туполев». Отец же закончил Физтех и всю жизнь занимался в ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт имени профессора Н. Е. Жуковского — ред.) теоретической аэродинамикой, он доктор физико-математических наук и ведущий научный сотрудник. Это, возможно, был бы и мой путь, если бы не перестройка и 1990-е годы. Я учился в английской спецшколе и был одним из первых российских школьников, кого отправили по программе обмена в США. Это полностью переформатировало мое сознание.

Я все же без проблем поступил на Физтех и закончил его в 1996 году, когда самые предприимчивые люди стали заниматься либо бизнесом, либо наукой, но на Западе. Я ушел в финансы, проработав большую часть времени в компании «ЦентрИнвест». Тогда это была торговля акциями, ну и размещение депозитарных расписок на Западе. После дефолта 1998 года перспективы финансового бизнеса в России стали весьма туманными, и многие уезжали за границу делать MBA или докторскую или работать уже в Нью-Йорке или Лондоне. Я тогда решил, что мой выбор сделан, и я стану финансистом. Поэтому в 1999 году я поступил в INSEAD (ведущая международная бизнес-школа в Фонтенбло, Франция — ред.) с целью обосноваться в Лондоне.

Основной результат MBA уровня INSEAD, о чем многие из поступающих не догадываются, — это, конечно, колоссальное расширение кругозора. В моем случае оно оказалось, возможно, несколько более радикальным, чем обычно.  Примерно на полпути, когда уже начались поиски работы, я случайно узнал о численных аналитиках (quantitative analysts) или «квантАх». В России такой работы в чистом виде тогда не было; программисты банковских систем реализовывали стандартные методики оценки облигаций или простых производных инструментов, но не более того. Кванты же занимались математическим моделированием существенно более сложных инструментов, разрабатывали и программировали алгоритмы оценки и переоценки стоимости данных инструментов и методики управления рисками. Математический аппарат полностью соответствовал тому, чему нас учили на Физтехе, и требовал даже более серьезных математических навыков. Часто на такую работу брали только людей уровня не менее кандидата наук или доктора философии в физико-математических дисциплинах.

Это было прозрением, и я решил попробовать. Пришлось очень быстро восстанавливать и математику, и программирование и на деле, на интервью, доказывать, что «магистр Физтеха — это как доктор среднего западного университета». Мою наглость оценили, как ни странно, во Франкфурте, в Dresdner Bank. Там были очень серьезные математики, способные понять, скажем, оригинальные статьи по теореме Ферма или той же гипотезе Пуанкарэ, позднее доказанной Григорием Перельманом. Как очень часто бывает, эти «чистые математики» не умели программировать, и я им подошел. Проработав год во Франкфурте, я переехал в 2001-м в Лондон, где и живу с тех пор. За это время я успел поработать в Dresdner Kleinwort, HSBC, Goldman Sachs, в Royal Bank of Scotland, где дорос до уровня управляющего директора. В 2013 году меня пригласили в только что созданный международный фонд акционеров «Альфа-Групп» LetterOne. Проработав там почти пять лет, я некоторое время пробовал себя в консалтинге, но все же вернулся в инвестбанкинг и сейчас руковожу одним из департаментов вычислительной аналитики, который занимается производными кредитными финансовыми инструментами и прочей экзотикой.  

Параллельно с работой в 2008 году я получил степень доктора философии на факультете статистики Уорикского университета — скорее уже для души и чтобы порадовать папу-ученого.  

Консервативная партия — партия работающих людей.

Возможно, главное последствие 1990-х годов для меня лично — это приверженность не столько демократии и рыночной экономике, сколько меритократии. Москва и Питер второй половины 1990-х годов были уникальным ее примером: такой меритократии (в широком смысле) я не видел больше нигде ни в одной стране мира и никогда. Крупными банками и компаниями руководили талантливые и трудолюбивые люди в возрасте до 30 лет, а те, кто был немного постарше и остался в России, стали олигархами.  Поэтому, когда ты приезжаешь в Великобританию и если тебя интересует политика, у тебя нет шансов примкнуть ни к какой другой партии, кроме партии консерваторов — тори.   

Консервативная партия сейчас — это партия работающих людей, не то что во второй половине XIX века, когда она была партией какого-то привилегированного слоя в противовес либералам. (Лейбористов тогда вообще не существовало.) Здесь многие понимают, что есть большое количество людей, которые не хотят работать, которые ничего не хотят давать обществу, которые просто хотят наслаждаться жизнью. На мой взгляд, это люди ленивые и эгоистичные. И самое ужасное, что в своем эгоизме они не особо заинтересованы в инвестициях в собственных детей в первую очередь.

Что объединяет большое количество людей, которые связаны с Консервативной партией, так это то, что они серьезно относятся к будущему. Они понимают, что наша «вечная жизнь» — это дети. Поэтому они и отправляют детей в хорошие частные школы и зарабатывают для этого. Здесь, в Англии, самое главное — какую школу ты закончил, а не сколько у тебя денег. Очень часто рассуждают так: ребенок пойдет в grammar school (бесплатная школа, отбор в которую производится на основании академических успехов — ред.), обучится, а его дети уже пойдут ну, если не в Итон, то в школу из первой двадцатки рейтинга.

Это тяжело, и это план на поколения, но это не оправдание того, чтобы ничего не делать. К сожалению, такому плану сейчас чаще следуют иммигранты, но есть надежда, что политика тори в данном направлении покажет, что есть альтернатива профсоюзам и дотациям, и люди, верящие в меритократию, будут поддержаны.

Англичане не настолько сумасшедшие, чтобы верить Корбину.

Лейбористы укрепили свои позиции, когда социалистическая идея захватила Европу, особенно после Второй мировой войны. Для меня верхушка партии лейбористов при Джереми Корбине — это оголтелые коммунисты, искренние последователи идей марксизма-ленинизма. Поэтому они и проиграли.

Англичане, при всей своей приверженности к демократии и естественной ротации правящей партии, не настолько сумасшедшие, чтобы во все это верить. Если посмотреть на лейбористов времен Тони Блэра, они были намного ближе к тем же тори, чем можно было себе представить. Собственно, вся концепция New Labour — это сильное движение к центру и в область рыночной экономики.

Более того, многие из округов в так называемой «красной стене» — в Мидлэнде, на севере Англии и Уэльса — переметнулись в выборах 2019 года к консерваторам. Там живут весьма патриотически настроенные люди традиционных взглядов. Конечно, отсутствие четкой политики лейбористов в отношении Брекзита сыграло свою роль, но многие избиратели уже устали ждать перемен. «Мы избирали лейбористов сто лет, и наш округ как был помойкой тогда, так он есть и сейчас. Надо попробовать что-то изменить». Обратите внимание на масштаб времени.

Для консерваторов это был колоссальный кредит доверия, и не растерять его стало, неожиданно, одной из задач политики по борьбе с коронавирусом в 2020 году.

Борис Джонсон — замечательный журналист и талантливый человек.

 Борис был в Итоне King’s Scholar (обладатель престижной стипендии за академические заслуги, примерно как президентская стипендия в России. — Прим. ред.). Борис — замечательный журналист и интеллектуал, он пишет блестящие тексты и обладает колоссальным словарным запасом. Он талантливый и умный человек.

Я думаю, что он исполняет свою работу очень хорошо, учитывая то, что и он, и его команда изначально были заточены под Брекзит и под удержание выигранных тори областей на севере Англии. Он совершенно неожиданно оказался у руля страны в период самого серьезного экономического и социального кризиса со времен Второй мировой войны. Он не ушел в отставку, как ожидали многие (и как поступали в существенно менее критических ситуациях его предшественники), и справился со своей задачей намного лучше, чем кто-либо еще из истеблишмента, о чем свидетельствует динамика избирательного рейтинга с начала года. Большое видится на расстоянии.