Загрузка ...
Победа на Венецианском фестивале в 2003 году фильма Андрея Звягинцева «Возвращение» знаменовала рождение самого значительного российского режиссера наступившего века. Одновременно с ним хлынула кинематографическая «новая волна», манифестом которой стал «Коктебель» — режиссерский дебют Бориса Хлебникова и Алексея Попогребского. Эта волна пенилась несколько лет, захлебнувшись при первых признаках натиска цензуры и совсем утихнув, когда цензура окрепла. Режиссеров этого призыва недаром назвали «новыми тихими»; в отличие от них, голос Звягинцева прозвучал громко, хотя сюжетно и «Возвращение», и «Коктебель» — интимные фильмы об отношениях отцов и сыновей-подростков.
История, рассказанная Звягинцевым, предельно проста, камерна, не погружена в исторический, социальный или проблемный контекст. Кажется, она могла бы развернуться в любое время в любом месте. Отец после долгих лет возвращается в семью, забирает двух сыновей-подростков на рыбалку, пытается преподать им уроки мужского воспитания. Неизбежные конфликты, противостояние характеров, обид и амбиций ведут к трагической развязке. Вот, собственно, и всё.
Сюжетная канва при этом не обходится без мифологических подпорок. В день приезда отца мальчики открывают иллюстрацию к Библии: «Авраам приносит в жертву Исаака». Действие фильма происходит в течение библейских семи дней творения — от воскресенья до субботы. Сыновья впервые видят отца спящим — словно мертвым, а когда он везет их в лодке на таинственный остров, то выглядит как Харон, перевозчик через загробную реку. И вообще всем своим грубовато-немногословным поведением отец напоминает гостя с того света. Довольно, надо сказать, неприятный тип, он муштрует и строит мальчишек, кому-то названивает по телефону, а на острове выкапывает из-под земли какой-то железный ящик. Это никак не отыгрывается в сюжете, но вызывает смутные ассоциации с уголовным или военным миром — безусловно мужским и, очень похоже, русским, хотя русскость нигде не педалируется.
Напряжение растет от кадра к кадру и достигает апогея в сценах, где ничего не происходит: просто колышется трава, шумят деревья… Здесь великолепны и изобразительное, и музыкальное решение. Хочется употреблять именно эти старые понятия, а не «саспенс» и «саундтрек» — потому что речь идет о настоящем искусстве.
Неизбежно напрашивается сравнение работы Звягинцева с «Ивановым детством» Тарковского. Оба — режиссерские дебюты. Оба стали обладателями венецианского «Золотого льва». И там, и здесь в центре подростки, причем в картине Звягинцева одного из них тоже зовут Иван, другого — Андрей. Правда, в «Возвращении» нет войны, и в этом смысле скорее работает параллель с более поздними фильмами Тарковского, где ключевую роль играют не сюжет, а движение камеры, пейзаж, атмосфера. Картина Звягинцева — это Иваново и Андреево детство без войны, но в мире, полном неформулируемой тревоги и тяжелых предчувствий.
В утратившем большое дыхание кинематографе начала века название «Возвращение» прозвучало символично. Зрители уже давно не видели на экране такого мокрого дождя, такой густой зелени, такого волшебного озера — и это не пошлая «русская ширь», а мистическое, почти религиозное восприятие природы, которое вместе с Тарковским почти ушло — и вот вернулось.
Сам Звягинцев называет своим кумиром Антониони, и его влияние тоже ощутимо. Но современный режиссер, хоть и вдохновляется образцами авторского кино 1960-х, не копирует их. Французскому критику Мишелю Симану «Возвращение» напомнило «Нож в воде» — первый подступ Романа Поланского к жанру психотриллера. Возникают даже параллели с американским гиперреализмом (в духе раннего Скорсезе и Гаса Ван Сента), когда абсолютно реалистическая картинка совершенно неожиданно и без всякого режиссерского нажима перерастает в миф или притчу.
Своего рода триллером стал бурный наворот событий, интриг, страстей, сопровождавших появление фильма Звягинцева. Он был произведен вне государственных структур, на частном телеканале REN TV. Продюсер Дмитрий Лесневский показал картину Раисе Фоминой, возглавлявшей небольшое агентство «Интерсинема». Мы посмотрели ее с ней вместе, оценили профессиональные стати, но никак, даже при своем немалом фестивальном опыте, не смогли предвидеть столь блистательную судьбу «Возвращения».
Воистину произошло чудо. За фильм никому не известного режиссера ринулись бороться фестивали в Локарно и Монреале, а через два-три дня включилась гранд-дама фестивального движения — Венеция. И вырвала для премьеры картину, уже включенную в программу Локарно, — что вызвало настоящий международный скандал, дело чуть до суда не дошло.
Российский журнал «Афиша», комически преувеличив, но передав суть, так описал наш телефонный разговор с Раисой:
— Андрей. Ты стоишь или сидишь? Сядь лучше. Пришло приглашение в Венецию.
— Рая, ты сошла с ума? Ты, наверное, опять что-то напутала со своим английским.
— Ничего я не напутала. У меня самый лучший английский, и в письме, которое я получила, черным по белому написано: «Для дирекции Международного кинофестиваля в Венеции большая честь пригласить фильм режиссера Звягинцева «Возвращение» в конкурс шестидесятого фестиваля…» и т.д.
— Рая, этого не может быть… Я, пожалуй, сяду.
Еще до фестивального триумфа на Лидо картину новичка Звягинцева купили Италия, Франция, другие солидные страны, причем и здесь дело не обошлось без закулисной, а то и откровенной борьбы между потенциальными прокатчиками. Главы компаний, которых обычно не заставишь посмотреть русский фильм, прерывали отпуск и мчались в Рим, чтобы перехватить у конкурентов «Возвращение». Один прокатчик, получив пленку для просмотра, запер ее в сейфе и заявил, что не позволит другим претендентам даже ознакомиться с этим шедевром: он готов на все, чтобы прекрасная русская картина досталась ему. Вскоре к жаждущим прокатывать «Возвращение» присоединились заокеанские территории. Картина с мини-бюджетом в 400 тысяч долларов, еще даже не выйдя на родине, мгновенно окупила себя, чего почти не случается с русскими фильмами. А в общей сложности она была прокатана в 76 странах, не считая постсоветских территорий.
Так что в Венецию фильм Звягинцева попал уже в ореоле разрастающейся сенсации. А после официальной премьеры в кулуарах заговорили, что «Возвращение» — лучший фильм фестиваля. Если что-то и способно помешать ему получить приз, то только национальная гордость итальянцев. Все-таки фестиваль юбилейный, 60-й, жюри возглавляет классик национальной комедии Марио Моничелли, а в конкурсе честь Италии защищает «Здравствуй, ночь» — фильм другого классика Марко Беллоккьо.
Но «Золотой лев» достался «Возвращению»! Мало того, независимое жюри вручило Андрею Звягинцеву еще одного «Золотого льва» — за лучший дебют.
Беллоккьо, которому присудили только утешительный приз, в ярости покинул Венецию. Могучая итальянская телекорпорация RAI, финансировавшая его картину, заявила, что из-за подлого решения жюри впредь намерена чуть ли не бойкотировать Венецианский фестиваль. Появилась информация и о том, что RAI собирается приостановить финансирование новой картины Моничелли. Когда его спросили, не боится ли он потерять работу, председатель жюри ответил: «Мне восемьдесят девять лет, я снял не один десяток фильмов. Одним больше, одним меньше — это меня уже не волнует».
А вскоре Морицу де Хадельну, директору Венецианского фестиваля, приглашенному на должность всего за два года до этого, пришлось покинуть свой пост: не в последнюю очередь это была расплата за решение жюри, хотя директор и не мог его стопроцентно контролировать. Скандал с «Возвращением», по слухам, даже обсуждался на самом высшем уровне: якобы Сильвио Берлускони попенял своему другу Владимиру Путину, что русские отняли у итальянцев «Золотого льва» на их территории.
Ситуация зеркально отразила подвиг Григория Чухрая на Московском фестивале 1963 года, когда он наградил «8½» Федерико Феллини. Сорок лет спустя роль цензоров ЦК КПСС успешно сыграли представители итальянского медийного официоза, а итальянец Моничелли расплатился с русскими за Феллини.
После Венеции начался форменный психоз. Мы с Раисой Фоминой поехали в небольшое путешествие по Италии, она была за рулем, а телефон ее разрывался от звонков со всего мира — от Японии до Бразилии — с требованием продать картину. Уговаривали, умоляли и даже пытались шантажировать. Мне пришлось волевым порядком забрать у своей спутницы телефон, иначе мы рисковали разбиться. И я впервые всерьез пожалел о том, что так и не сел за руль.
В этом глобальном успехе было что-то мистическое. Нехорошей мистикой повеяло от сообщения о том, что незадолго до премьеры погиб шестнадцатилетний Владимир Гарин, сыгравший в «Возвращении» старшего брата Андрея. Он утонул в том самом Осиновском озере под Петербургом, где проходили съемки фильма. Как будто на алтарь успеха была принесена жертва.
Венецианский триумф «Возвращения» не давал покоя многим и многим в России. Помню, с какими перевернутыми траурными лицами некоторые мои коллеги-соотечественники выходили с церемонии награждения. А одна была так расстроена, что в слезах выскочила из зала прямо по ногам сидящих в ее ряду. Звягинцев, родом из Новосибирска, по образованию театральный актер, не был своим ни в московской, ни в питерской киносреде хипстеров. Он не так одевался, не так себя вел, не с теми тусовался. Его успех восприняли ревниво, его второй картины ждали с нетерпением, часто и злорадным.
Что это было? Случайный успех выскочки, невесть откуда залетевшего в нормированную клановую киноиндустрию, где каждому определено и указано его место? Массовый гипноз сознания? Умелое приспособление клише русской духовности “а-ля Тарковский” к формату современного кино? Или действительно осмысленный творческий акт, открытие нового индивидуального мира, обладающего мощью и магией
Этим летом в «Редакции Елены Шубиной» выходит художественно-документальная проза Андрея Плахова «Тарковский и мы» — книга-приглашение в путешествие по волнам времени, культур и карте мирового кинематографа.
Андрей Плахов — известный киновед и кинокритик, исследователь российского и зарубежного авторского кино, кинообозреватель газеты «Коммерсантъ». Был членом жюри кинофестивалей в Венеции, Берлине, Сан-Себастьяне, Токио, а также куратором и программным директором ММКФ и фестиваля «Зеркало» памяти Андрея Тарковского.
