И сегодня фестиваль продолжает жить в этом пересечении воображаемого и реального: здесь из фантазии рождаются фильмы, которые становятся частью настоящего. В 2025 году Венеция собрала самых разных режиссёров: от признанных мастеров до дебютантов, от политических триллеров до документальных портретов.
Открыл фестиваль Паоло Соррентино. Его «La grazia», фильм о президенте Италии, оказавшемся перед решением, которое касается легализации эвтаназии. Соррентино делает из этого фильма не политический памфлет, а интимный портрет власти, показанной через сомнения. Тони Сервилло играет лидера, в котором смешаны привычка к ответственности и страх перед одиночеством. Альберто Креспи из la Repubblica назвал фильм «камерной драмой, сосредоточенной на высоких темах: утрате, отцовстве, этике, больших вопросах», добавив, что это «возможно, лучший фильм режиссёра».

В основном конкурсе Йоргос Лантимос показал «Bugonia» — ремейк культового корейского фильма Save the Green Planet! с Джесси Племонсом и Эммой Стоун. Лантимос превратил сюжет о параноике, уверенном, что Землю захватили инопланетяне, в чёрную комедию о манипуляциях и коллективных иллюзиях. Здесь абсурдные пытки соседствуют с философскими разговорами, а сцены насилия поданы в фирменной лантимосовской манере — холодно и странно. Variety отметила, что фильм «весёлый и страшный одновременно».

Джим Джармуш представил «Father Mother Sister Brother», три новеллы о семье. Все они соединены повторяющимися деталями — чай-кофе, случайные скейтеры, часы Rolex. Том Уэйтс играет отца-загадку, Кейт Бланшетт и Вики Крипс сражаются с матерью почти без слов, а брат и сестра в Париже превращают уборку квартиры в прощальный ритуал. Лёгкая абсурдность неожиданно сменяется трогательностью, и фильм оказывается не о быте, а о том, как в мелочах проступают чувства. Итальянские критики назвали его «чистым дыханием» программы.
Ожидания и споры вызвал «The Wizard of the Kremlin» Оливье Ассайяса, поставленный по роману Джулиано да Эмполи. История о вымышленном кремлёвском советнике Вадиме Баранове, прототипом которого стал Владислав Сурков, превращается в исследование власти как спектакля. Пол Дано сыграл Баранова, Джуд Лоу — молодого Путина. На пресс-конференции Лоу признался: «самая трудная часть заключалась в том, что публичный образ Путина почти ничего не выдаёт, нужно показывать очень мало, но при этом передавать многое изнутри».

Реакция критики разделилась. The Guardian назвала фильм «инертной политической процессией» с однообразной игрой и «безжизненными голосовыми вставками». Vulture, напротив, увидела в нём «один из лучших фильмов Ассайяса».
Для европейской публики фильм во многом стал политической притчей: обилие имён и намёков, легко читаемых для зрителя из Москвы или Киева, оказалось непрозрачным для зрителей Лондона или Парижа. Поэтому обсуждали его не как историческую драму, а как универсальную аллегорию власти, где реальность и миф постоянно меняются местами.
Гильермо дель Торо представил в Венеции свой давний проект «Frankenstein» по роману Мэри Шелли, но режиссёр выстраивает историю не как хоррор, а как трагическую притчу. Оскар Айзек играет Виктора Франкенштейна, учёного, решившего победить смерть и создавшего существо, роль которого исполнил Джейкоб Элорди. Миа Гот играет женщину, ставшую связующим звеном между ними. В центре не чудовище и не его убийства, а сам факт рождения существа, которое жаждет быть принятым и любимым. Дель Торо превращает классический сюжет в балладу о нежеланном ребёнке и об учёном, испугавшемся собственной дерзости. В его интерпретации монстр не воплощение зла, а фигура одиночества, которая ищет ответ на вопрос, зачем её создали. Именно поэтому критики называют фильм не столько ужастиком, сколько медитацией о любви, страхе и ответственности. В Венеции Дель Торо признался «Это фильм, к которому я готовился всю карьеру — уже 30 лет».

Кэтрин Бигелоу вернулась в основной конкурс с «A House of Dynamite» — фильмом, который длится чуть больше полутора часов, но всё действие укладывается в восемнадцать минут после запуска ядерной ракеты. Зритель вместе с героями оказывается в бункере кризисного штаба, где каждый телефонный звонок, каждая фраза может изменить ход истории. Идрис Эльба и Джаред Харрис играют чиновников, оказавшихся в ловушке между протоколом и паникой: один цепляется за сухие инструкции, другой всё время пытается понять, что реально происходит.
Бигелоу снимает это как триллер без экшена: нет взрывов, нет внешнего врага, только напряжённые лица, экраны, таймеры и тишина, которая страшнее любой боевой сцены. Фильм лишён привычной для жанра развязки, никто не побеждает, остаётся лишь ощущение, что решение принято слишком поздно или вовсе не принято. Associated Press назвала картину «тревожным криком в адрес современности».
Бенни Сэфди представил «The Smashing Machine» — историю бойца MMA Марка Керра. Дуэйн Джонсон впервые отказался от своей привычной харизмы и сыграл человека, сломанного допингом, болью и одиночеством. На премьере он расплакался и обнял Эмили Блант, а критики заговорили о его неожиданной второй карьере как драматического актёра.

София Коппола показала первый в своей карьере документальный фильм под названием «Marc by Sofia» о дизайнере Марке Джейкобсе, своём друге. Вместо биографии Марка она собрала галерею его вдохновений: Лайза Миннелли, Элизабет Тейлор, Барбра Стрейзанд, мюзиклы «Hello, Dolly!», «All That Jazz», «Sweet Charity». Джейкобс предстаёт как режиссёр подиума, для которого мода всегда была театром. В фильме появляются и его спутницы — Кортни Лав, Вайнона Райдер, Вивьен Вествуд. Это портрет дружбы, превращённый в кино.

На фоне международных конкурсных премьер Александр Сокуров, которого обожают в Италии, представил вне конкурса «Director’s Diary», почти пятичасовую визуальную медитацию, собранную из дневников и архивов. Cineuropa описала её как «визуально-духовное путешествие».
Вне конкурса в Венеции показали «Notes of a True Criminal» — совместный проект Александра Роднянского и Андрея Алфёрова. Это первый фильм Роднянского как режиссёра за тридцать лет, и он оказался не репортажем о войне, а кинодневником памяти с личными архивами, семейными историями и новейшей хроникой, The Guardian назвала картину «глубоко личной медитацией об истории Украины и цене, которую платит человек».

В параллельной программе Giornate degli Autori два фильма, «Memory» Владлены Санду и «Short Summer» Насти Коркии, прозвучали как очень разные, но родственные высказывания о детстве и войне. Санду, выросшая в Чечне, собрала автофикшн о памяти. Коркия показала деревенское лето восьмилетней девочки, в которое постепенно проникают тревожные приметы войны. Оба фильма сняты на русском языке, критики в Венеции отметили их поэтичность, строгость формы и то, что личный опыт режиссеров превращается в универсальный рассказ.
На Лидо вернулась легендарная Ким Новак. 92‑летняя икона Голливуда появилась на красной дорожке после десятилетнего затворничества, чтобы получить Золотого льва за вклад в кино. На церемонии 1 сентября, премию ей вручил Гильермо дель Торо. В тот же день состоялась мировая премьера документального фильма «Kim Novak’s Vertigo», где актриса откровенно рассказывает о сложностях детства, боязни за личность в Голливуде и борьбе за самоидентичность. Весь зал встал, признавая, что происходящее на экране уже принадлежит истории кино.
Ранее, другой символ кино, режиссер Вернер Херцог также получил Золотого льва за вклад в кино из рук Френсиса Копполы. Его работы, от «Агуйре, гнев Божий» до «Пещеры забытых снов», давно внесены в пантеон авторского кинематографа.
Слухи и кулуарные разговоры тоже живут своей жизнью: кто-то обсуждает, что у Ассайяса был чересчур длинный монтаж, шутят, не превращается ли Джонсон из Скалы в нового Марлона Брандо, и, конечно, уже гадают о распределении наград. На Лидо все знают: овации, которые тянутся десять или пятнадцать минут, ещё ни о чём не говорят. Это скорее вежливый ритуал, чем признание в любви. Настоящие итоги определит жюри и только 6 сентября, которое в этом году возглавляет американский режиссер Александр Пэйн.
Феллини рисовал свои фильмы на салфетках, потому что для него кино начиналось не на площадке, а за столом, в гуще разговоров. Венеция и сегодня остаётся такой же: кино рождается не только в залах, но и между ними, в спорах и шёпотах. До объявления победителей фестиваль остаётся тем самым «кинотеатром на скатерти», где любая история фильма, режиссёра или актёра ещё может повернуться самым неожиданным образом.