Загрузка ...
Дело в том, что спектакль Дмитрия Крымова, поставленный в 2019 году, по всем отчетам Театра Школы современной пьесы был «списан» и приговорен к утилизации.
В таком случае декорации грузят в контейнер и отправляют куда-нибудь в Капотню, а, может, и куда подальше. Там их сжигают или «перерабатывают» неведомым мне образом. Но нашлась женщина, продюсер Анна Гроголь, которая решила, что уничтожать декорации такого спектакля нельзя. Что их надо спасти — эти останки и руины из фанеры и папье-маше.
Русская культура всегда держалась на плечах таких хрупких, но непреклонных созданий, этих безмолвных кариатид, проявляющих нечеловеческое упорство в самых безнадежных обстоятельствах.
Короче, огромный контейнер, забитый под завязку декорациями и реквизитом спектакля «Все тут», она куда-то увезла и спрятала. И три года ждала, что ситуация изменится, что Крымов вернется, а спектакль снова можно будет играть в театре на Трубной площади. Такие вот скромные и понятные надежды, которые все еще живут в душах хороших людей.
Стоит ли говорить, что ничего из этого не случилось. Между тем присутствие контейнера на складе стоило немалых денег. И в какой-то момент встал вопрос: что дальше?
А дальше был юбилей Анатолия Васильевича Эфроса — 100 лет — который захотелось отметить каким-то небанальным, неофициальным образом. И тогда снова замаячил этот контейнер, а вместе с ним и идея некоего юбилейного действа по мотивам «Все тут».
Насколько я понимаю, все организационные усилия взял на себя Музей Полторы комнаты Иосифа Бродского, а перформанс сочинил сам Дима Крымов, руливший им онлайн из своих заграниц. В титрах он обозначен как «Режиссер — Режиссер». Безымянная тень на руинах прошлого.
Что это было? Первая ассоциация — похороны. Тем более что по сюжету много чего вертится вокруг кладбища, похорон, урны с прахом Нонны Скегиной, многолетнего завлита Эфроса.
Похороны ведь не обязательно должны быть душераздирающими, надрывными и трагическими. Они могут быть и вполне себе веселыми и даже моментами смешными. Но это не отменяет их главную ритуальную составляющую — прощание.
Это было одновременно и прощание со спектаклем, который мы больше никогда не увидим. И с жизнью, которая оборвалась три с половиной года назад. И с наивными надеждами на чудо, что можно что-то вернуть, восстановить, сохранить. По большому счету, конечно, ничего! Сколько бы мы ни клялись великими именами, ни прятали от всевидящего ока поднадзорных организаций последние улики того, что у нас был когда-то Великий Театр, вернуть Его нельзя. Лето и дым… Лето и дым…
Но это понимаешь потом, когда золотой мираж рассеется и зрители, вытерев слезы и отхлопав свое, идут искать выход. Не фигурально, а буквально так — действо происходило на крыше центра Europolis Ростокино.
И выбраться оттуда, как и добраться до него, похоже, было совсем непросто.
А все полтора часа, что шел спектакль, зрители наслаждались игрой двух великолепных комедиантов, двух выдающихся артистов — Евгения Цыганова и Марии Смольниковой. К ним еще присоединилась ненадолго и актриса Татьяна Циренина в роли мамы Димы, Натальи Анатольевны Крымовой, и певица Ольга Надеждина и балерина Ульяна Вершинина. Но это был бенефис двоих. Их звездный час. Их «воспоминание о будущем».
Только эти двое способны так самозабвенно отдаваться игре, поставленной Крымовым. Только им дан дар «вспомнить все» и непоколебимая вера, что своей отвагой и любовью они могут остановить время и предотвратить любое несчастье. Игра как лучшее средство от всех разочарований и печалей.
Есть в этом что-то от строительства замка на песке, от детской игры в «секретики». Прелестное и безнадежно инфантильное.
Притом что среди зрителей в зале я узнал на экране вполне себе серьезных людей, которых в инфантильности уж никак не заподозришь. Но, оказывается, и им нужна доза театрального счастья. И им надо приобщиться через актерскую игру и легкое безумие к обычной человеческой норме, подышать воздухом настоящего искусства.
…Я не знаю, какая судьба ждет это юбилейное действо. Понятно, что прощальные туры иной раз безнадежно затягиваются. А почему бы и нет? Зрители ходят. Актеры счастливы. Представляю, как легко разыграть в концертном исполнении и «Костика», и «Генеральную репетицию «Дон-Жуана». Уверен, успех гарантирован. Театр Крымова дает для этого необозримые возможности.
И все-таки что-то внутри непонятным образом сопротивляется этому. «В четверг и больше никогда» — это ведь не просто название последнего фильма Эфроса, но еще и ключ к пониманию его искусства, которое не поддается тиражированию и любой предприимчивой монетизации.
И так же, как актеры Эфроса знали, что ничего лучше в их жизни нет, не было и не будет, так и актеры Крымова знают это про себя. Поэтому так держатся за весь списанный реквизит, за весь этот золотой мусор, за это чеховское пальто на вырост, и чугунную гирю, и за все остальное.
Но мне, когда я слушал феерический монолог Соньки Золотой Ручки в исполнении Маши Смольниковой, почему-то вспоминался финал старого фильма «Леди Гамильтон» с Вивьен Ли и Лоуренсом Оливье.
Там под конец разбитная собутыльница спрашивала бывшую возлюбленную адмирала Нельсона: «Ну, и что было после? Что было потом?» (“Аnd then what happened after?”). И великая Вивьен Ли с неподвижным лицом, почти мертвыми губами, произносила свою знаменитую фразу: «Не было после, не было потом». (“There is no then, there is no after”).
Фрагменты из перформанса «Эфросу 100» будут показаны на вечере «Профессия: режиссер», который организует «Зима» 22 сентября 2025 года. Билеты по ссылке.
