Предлагаю начать с того, как вы в принципе оказались в поле зрения BBC. Вы вдруг стали героем их подкаста – что это был за проект и как всё началось?
Меня нашёл продюсер BBC World Service. Он увидел промо ролик, который я делал для Spitfire Audio. В этом видео я использовал мои подходы по смешению звуков природы и музыкальных инструментов, и его очень поразило то, что я делаю. В декабре 2023 года он написал мне с предложением стать героем программы In The Studio. Это показалось мне невероятным, потому что среди тех, о ком делали выпуски, были такие люди, как Брайн Ино, Макс Рихтер, Нилс Фрам, Charli XCX и другие.
Дальше было очень долгое согласование: меня утверждали у редактора, я проходил mock-интервью — тестовое интервью, чтобы понять, как я звучу по-английски и насколько понятно объясняю свои идеи. BBC нужен был конкретный проект, вокруг которого можно построить выпуск.
И таким проектом стала ваша инсталляция в Гарварде, о которой вы рассказываете в подкасте?
Да. Изначально мы думали о саунд-инсталляции, которую я делал для Лос-Анджелесской филармонии в ноябре 2024 года, но BBC не успели его согласовать – у них длинный цикл утверждения. Параллельно меня пригласили в арт-резиденцию в Harvard — в Shelemay Sound Lab при музыкальном факультете. Они сделали резиденцию специально под меня: три дня, лекция, иммерсивная прогулка с записью звука и большая саунд-инсталляция. Над самой инсталляцией мы работали почти год, а последние шесть месяцев — очень интенсивно. В итоге именно эта работа стала основой для подкаста: так совпали две коллаборации.
Все эти шесть месяцев BBC были рядом, потому что In The Studio — это не просто подкаст, а полноценный радиодок. Команда BBC приезжала со мной в горы Санта-Моники в пять утра, когда я записывал птичий хор на рассвете. Мы регулярно встречались на студии: обсуждали детали работы, подготовки, будущей инсталляции. BBC также были со мной в Гарварде, а в Лондоне они взяли интервью у Пита Таунсенда, гитариста и автора песен The Who. Он рассказывал о нашей коллаборации и о звуках, которые он подарил мне из своей личной библиотеки полевых записей, сделанных им ещё в 70-х.
В итоге у них собралось несколько часов чернового материала, из которого получился 26-минутный выпуск.
Инсталляция Алексея размещалась в Golden Chapel – одном из старейших зданий Гарварда в Harvard Yard. Исторически это была часовня, сейчас – пространство музыкального факультета, где проходят занятия и концерты.
Что именно представляла собой инсталляция в Гарварде?
С 2020 года я занимаюсь генеративной музыкой: генерирую звуки птиц, экспериментирую с пространством, создаю свой софт, который формирует генеративные саундскейпы – включая звуки птиц и звуки среды. Параллельно я делаю полевые записи в разных странах, и у меня большая коллекция таких записей.
В Гарварде мы собрали самую крупную презентацию этого проекта. Это была инсталляция, включающая несколько этапов, где посетители создавали свой собственный звуковой коллаж из моей коллекции синтетических и реальных птичьих песен на аудиокассетах (около 60 штук), атмосфер на виниле и VHS-кассет. Всё это можно было комбинировать с генерируемыми в реальном времени партиями музыкальных инструментов и полевыми записями с катушечных магнитофонов. Мы даже построили специальное пространство внутри часовни с установленными внутри микрофонами, чтобы посетители создавали звуковой коллаж, а затем слушали, как он звучит из больших колонок – всего их было 20. Можно сказать, что это некий генерируемый в реальном времени тропический лес.
Мы давали людям параболические микрофоны и наушники, чтобы они могли «слушать» отдельные участки большого звукового поля. Инсталляция строилась вокруг идеи, что не существует границ между звуками природы и музыкой, и что вся самая прекрасная музыка была написана до появления человека.
Если открыть Instagram Алексея, то визуально его сетап напоминает сложный тетрис из устройств: кассетные плееры, магнитофоны, проигрыватели, винил, провода и микрофоны. За кадром – его собственное программное обеспечение для генеративной музыки.
Когда смотришь ваш Instagram, создаётся ощущение, что вы собираете звук как конструктор: множество приборов, кассет, магнитофонов. Как сложилась эта система и что в ней главное?
Всё началось именно с Instagram. Мне нужен был формат, который помещается во фрейм камеры телефона, поэтому я сначала сознательно выбирал портативные приборы – такие, с которыми можно работать в небольшом пространстве и которые хорошо выглядят в кадре. Постепенно вокруг этого сложилась вся система.
Ядро — это мой плагин для Ableton – тейп-манипулятор, который генерирует звуки птиц из подготовленных мной звуков. А воспроизводится всё через аналоговую технику: плёночные диктофоны и катушечные магнитофоны. Я коллекционирую разные модели, в том числе старые. Отдельная любовь — Nagra, профессиональный рекордер 70-х, стандарт «нового Голливуда». Сейчас это тяжёлая и не самая удобная машина, но у неё очень характерное звучание. Я комбинирую её с другими устройствами, записываю всё на плёнку — и это становится частью моей аналоговой вселенной.
Почему аналог?
Потому что такие устройства меняют звук. Старые кассеты и диктофоны дают нестабильность: лента может «плыть», появляется флаттер-эффект, шумы. Для меня это способ сделать аудиоколлаж не только в софте, но и в реальном пространстве: я физически размещаю источники звука, проигрываю их, записываю микрофонами – и эта запись уже становится финальным саундскейпом. Иногда ещё беру микрофоны в руки и начинаю перемещать их в пространстве, создавая супер-динамический саунд-коллаж.
Плюс для меня очень важна визуальная часть. Я стараюсь сделать ее максимально наглядной и вживую, и в Instagram, чтобы человек, который видит ролик или инсталляцию, воспринимал это как цельный иммерсивный опыт и мог легко понять откуда именно идет тот или иной звук.
Итак, если грубо разделить, вы работаете с двумя типами звуков: те, что вы записываете в природе, и те, что создаете с помощью софта и других источников.
Да, всё верно. Есть полевые записи – лес, пустыня, океан, птицы, ручьи. Для них я использую параболический микрофон, который сильно усиливает звук: это как слушать мир под микроскопом. В городе с таким микрофоном работать сложно, потому что вы неизбежно услышите машины, самолёты, всё городское шумовое загрязнение. Если вы не хотите записывать город, а работаете с природой, как делаю я, нужны более изолированные места.
Я живу в Лос-Анджелесе, это очень шумный город, поэтому мне приходится выезжать и выжидать моменты, когда в небе, например, нет самолётов. Сейчас действительно сложно избавиться от шума.
У меня есть правило: весной я стараюсь всегда носить параболический микрофон с собой. Это неудобно – он большой, висит через плечо, люди на хайкинговых тропах постоянно спрашивают, что это. Но самые интересные записи часто получаются спонтанно. Например, в пустыне в прошлом году я записал идеальные звуки птиц — там просто не было ничего кроме их пения, абсолютная тишина.
А как появились «вторые» звуки – те, из которых вы конструируете генеративных птиц?
Всё началось с одной ночной записи. В 2019 году я ненадолго приехал в Лос-Анджелес и остановился недалеко от Голливудских холмов. Был май, сильный джетлаг, и я ночью вышел на улицу. У меня с собой был самый простой маленький микрофон, который подключается к iPhone: я давно хотел попробовать field recording и как-раз только что купил это устройство.
Я услышал птицу, которая пела невероятную, постоянно меняющуюся песню. Я такого раньше не слышал. Записал около трёх минут. Потом выяснилось, что это mockingbird – пересмешник, птица, которая всю жизнь учит чужие звуки: других птиц, автомобильную и пожарную сигнализацию, телефоны, музыкальные инструменты. И после исполняет свою песню, не похожую ни на что.
Эта запись стала отправной точкой. Я взял её и позже с помощью моего софта превратил голос одной птицы в голоса других – так появились первые генеративные «птицы». Потом стало интересно делать их не только из полевых записей. С тех пор источником могут быть что угодно: пианино, синтезаторы, радиоволны, ржавые предметы.
А если точнее? Как это делается?
Например, когда я работал над инсталляцией The Age of Anxiety вместе с Питом Таунсендом, идея была такая: главный герой умирает и видит ангелов и звуки природы смешиваются со звуками музыкальных инструментов.
Я взял семейный VHS-архив, где мы с братом – нам там семь и двенадцать лет. Вырезал отдельные фрагменты наших голосов, обработал их и сгенерировал из них птиц. В результате получились звуки, которые наполовину похожи на детей, наполовину на птиц – такая аудио-метафора ангелов в контексте этой истории.
Похожим образом я делал «птиц» из пианино или случайных шумов радио. Здесь важно, чтобы идея проекта определяла, из чего всё будет построено.
Сколько сейчас примерно у вас записей в библиотеке, которые реально «работают» и входят в проекты?
Точного числа я не скажу, но у меня есть где-то порядка сорока полевых записей на виниле, которые я постоянно реиспользую – для инсталляций, саундскейпов. Это разные ландшафты: поля, леса, пустыни, разные страны и конкретные места. Про винил вообще отдельная история – записывать его без специального оборудования невозможно, мне помогает друг в Амстердаме у которого есть доступ к такому оборудованию.
Важно, что я не использую все записи подряд. Я очень тщательно отбираю те, которые органично сочетаются с моей генеративной музыкой. Помимо птиц у меня могут быть партии синтезаторов, пианино, других инструментов, и мне важно, чтобы полевой звук звучал естественно внутри этой звуковой вселенной.
Это похоже на коллаж: один и тот же звук ветра может играть совершенно разные роли в зависимости от окружения. Я трачу много времени на то, чтобы понять, как запись звучит в данном контексте, и только лучшие фрагменты попадают в проекты.
По образованию Алексей – не композитор. Музыка долгое время существовала в его жизни параллельно с программированием.
Когда-то ваша жизнь выглядела совсем по-другому. Как вы пришли к тому, чем занимаетесь сейчас?
Музыкой я занимаюсь с детства – с шести лет, когда у меня появился первый детский синтезатор. Формального музыкального образования у меня нет: я два года учился на юриста по авторскому праву, потом бросил и больше десяти лет работал программистом – делал интерактивные игры, сайты, рекламные проекты.
Музыка всё это время существовала параллельно. В какой-то момент я начал писать её для кино. Есть несколько полнометражных и короткометражных фильмов, для которых я создавал музыку. Это было здорово, но внутри было ощущение, что это не совсем мой путь.
В 2020 году началась пандемия. Я жил тогда в Москве и делал проект посвященный заброшенному отелю на острове Хачиджо. Должен был лететь туда в мае 2020 года, но всё сорвалось из-за ковида. И тогда я решил попробовать формат небольших роликов в Instagram – просто делиться идеями напрямую. Это сильно всё изменило: аудитория начала стремительно расти, потом – первая волна внимания, позже встреча с Питом Таунсендом. Постепенно генеративные саундскейпы стали моей основной деятельностью.
В какой момент вы оказались в Америке и когда стало понятно, что в Россию вы не вернётесь?
В начале февраля 2022 мы с женой поехали в португалию на месяц. Но мы не знали тогда что уже не вернемся. Мы встретили начало войны в маленькой деревне на юге страны.
Первая параллель, которая тогда мгновенно появилась в моей голове, — это «Жертвоприношение» Тарковского. В тот момент, когда Россия начала бомбить украинские города, мы были на краю континента, в безлюдной зимней Португалии, где был только океан. Дикий диссонанс картинки и того, что ты узнаешь в новостях. Это буквально разрывало меня изнутри.
Тогда я написал в Instagram пост против войны — жёсткий, с прямыми формулировками, обвиняя российское правительство. Он разошёлся, меня репостили независимые медиа и артисты. Сейчас у меня около 90 тысяч подписчиков, тогда было десять тысяч, если не меньше, на охват был безумный. С тех пор я продолжал активно высказываться.
Потом было интервью одной из крупнейших португальских газет Expresso, где меня уже прямо обозначили как противника режима. Тогда стало ясно, что дорога назад закрыта: возвращение связано с огромным риском. Дальнейшие месяцы были уже не про искусство, а про выживание и документы.
Что было дальше, как вы в итоге оказались в США?
В Португалии было сложно: счета россиянам тогда почти не открывали, всё было очень неопределенно. В какой-то момент мы поехали в Грузию, встретиться с друзьями, которые туда прилетели. Потом оказались в США.
В 2023 году я подал на политическое убежище. Это долгий процесс: интервью я до сих пор жду. Находясь в таком статусе, я не могу выезжать из страны, даже если меня зовут на проекты в другие места. Это ограничивает жизнь, но при этом я чувствую себя здесь в безопасности.
Есть парадокс: ты беженец, ждёшь интервью по делу о политическом убежище – и параллельно тебя зовут в Гарвард в арт-резиденцию, в Лос-Анджелесскую филармонию, ты строишь профессиональные связи. Но я в какой-то момент понял, что мой арт никогда не рождался из состояния комфорта. И пандемия, и война – это тяжёлые, но мощные триггеры.
Если говорить про коммерческую сторону, где вообще используются такие звуки? Это кино, бренды, институции?
Полевые записи именно как библиотеку я в кино пока не использовал. Но все мои самые крупные коллаборации — это в итоге коммерческие проекты. Просто это другой тип коммерции: он связан не с рекламой, а с институциями и авторскими работами.
Есть продюсеры и музыканты, которым интересен мой подход. В прошлом году я, например, работал с Харпером Саймоном – сыном Пола Саймона. Мы записывали в студии в Лос-Анджелесе эмбиентные фрагменты с использованием моих «птиц» и тейп-лупов для его нового альбома. Также в прошлом году я коллаборировал с Polydor Records и сделал ремикс специально под Instagram-формат на песню Creatures in Heaven группы Glass Animals в поддержку их мирового тура.
Сейчас у меня есть одна крупная коллаборация – она пока под NDA, – и там используются мои саундскейпы.
А есть ли у этого проекта какая-то «верхняя точка», мечта, к которой вы идете?
Я не вижу у этого проекта вершины, после которой можно сказать: «Всё, закончено». Есть концептуальное ядро, а вокруг него постоянно возникают новые идеи: как генерировать звуки других животных, как сделать так, чтобы синтезаторная партия воспринималась так, будто её сыграла сама природа.
Еще я хочу проехать разные части света и записать самых редких птиц. Пока из-за моего статуса я не могу выезжать из США, но как только это станет возможным, я очень хочу поехать в Австралию: там феноменальные птицы и звуки природы.
А работаете ли вы сейчас над чем-то ещё помимо генеративных проектов и инсталляций?
Практически все мои проекты так или иначе связаны со звуковыми коллажами, генеративными птицами и полевыми записями. Хотя есть одно исключение — альбом, который я пишу со своим другом Романом Литвиновым (Mujuice). Вот уже больше года мы работаем над этой пластинкой здесь, на студии в Лос-Анджелесе: сочиняем, продюсируем, делаем саунд-дизайн. Это будет песенный альбом, и я действительно много на него ставлю. Мы с Ромой очень разные по подходам и принципам работы — из этого рождается совершенно новый креативный вектор, своего рода симбиоз.
Мы много записываем живьём: играем на аналоговых синтезаторах, используем железо, плёночные дилеи, тейп-лупы, магнитофоны. В этой коллаборации есть определенная химия, и работа с Ромой — который невероятно талантлив — для меня действительно как глоток свежего воздуха. У нас уже накопилось много материала, и мы планируем выпуск в ближайшем будущем.
Удивительно, что за весь наш разговор про генерацию звука мы ни разу не вспомнили ИИ. Почему вы его не используете?
Я не против искусственного интеллекта как такового. Но пока я не вижу в нём соавтора для того, что делаю я. Современные модели хорошо генерируют то, на чём они обучены: условно, поп-песни, голоса, стандартные музыкальные инструменты. То, чем занимаюсь я, — слишком нишевая область. Модели на этом просто не обучают. И в целом AI сейчас в основном пытается имитировать людей а не природу. На мой взгляд, его потенциал намного шире.
Вот где я бы действительно хотел использовать искусственный интеллект: взять большие массивы данных и попробовать смоделировать, например, эволюцию звуковой среды другой планеты. Представить, какие там могли бы быть птицы или другие существа, как бы звучала их экосистема — исходя из условий планеты. Это было бы невероятно интересно.
Но пока индустрия в эту сторону не движется: всё делается под продакшен, под сервисы для артистов. Поэтому в моих текущих проектах AI просто не нужен.
Кстати, в жизни вы предпочитаете слушать музыку или всё-таки пение птиц?
В последнее время — точно птиц. Я часто получаю больше удовольствия от того, что слушаю звуки вокруг, чем от любой песни в плейлисте. Скажем, мне проще составить список любимых птиц чем артистов.
Как Ikos оказался на Майорке Фото: пресс-служба Ikos Бренд Ikos давно работает с идеей ненавязчивой…
В новом журнале «ЗИМА. МИР», частью которого является этот материал, собраны ключевые события мира искусства, авторские…
Подоходный налог Базовые, повышенные и дополнительные ставки подоходного налога остаются неизменными, а замораживание основных пороговых…
«Публикации про сталинские репрессии — это был мой Гарри Поттер», — рассказывает о собственном детстве…
Всё, что связано с искусством 1. Членство в V&A и других музеях Годовое членство в…
В искусстве я предпочитаю идеальную неидеальность, когда шероховатости есть, но они осмыслены и вносят в…