Загрузка ...– Мама, давай сделаем селфи с гвардейцем?
Обычная история с детьми. Сначала вы умиляетесь, наблюдая за их попытками просунуть кончик привыкшего к совсем другим кульбитам русского языка между передними зубами, чтобы правильно произнести английский определенный артикль the. Скоро из их комнаты голосом диктора Левитана в юности доносится безапелляционное London is the capital of the United Kingdom, и вы не можете сдержать смех. Но вот наступает момент, когда они хотят увидеть наконец этот самый Лондон. Вы точно знаете, что вас ждет: красный двухэтажный автобус, Биг-Бен, Тауэр, Трафальгарская площадь, Вестминстерское аббатство, Букингемский дворец; если совсем не повезет, то еще парный тест на агорафобию и акрофобию на колесе обозрения, встреча с уродцами мадам Тюссо и таким же пластмассовым Шерлоком Холмсом. Настоящий туристический ад, если честно. Но что поделать. Так дети набирают свои первые впечатления о Лондоне, самые яркие.
Но моя мама, Наталья Охота, не ребенок, а, наоборот, художник и взрослый человек. За свою жизнь она видела много всего, но вот в Лондоне прежде не была. Выпускница Московской академии хореографии, модельер, она занималась костюмом и первый раз попала за границу на рубеже 1990-х, когда какой-то француз сгреб коллекции, которые они шили на Кузнецком Мосту в Москве, собрал их авторов и отвез на Неделю моды в Париж. Мама, конечно, в Париж влюбилась, моментально и навсегда. В середине 1990-х, когда ее муж и мой отчим художник Игорь Вулох получил стипендию земли Бранденбург и работал в доме творчества в замке Вайперсдорф, они месяцами жили то в Германии, то во Франции. Потом ее сестра уехала в Швейцарию, и они с Вулохом стали часто бывать у нее. Короче, так вышло, что в Лондоне моя мама впервые оказалась только сейчас, в свой 65-летний юбилей. Мы оба связаны с искусством, поэтому основной нашей целью была ретроспектива выдающегося Дэвида Хокни в галерее Tate (потрясающая, кстати, выставка; хорошо, что билеты заранее взяли, – 20 тысяч билетов было распродано еще до открытия экспозиции, что рекорд для Tate). Но главные туристические достопримечательности Лондона миновать все равно не удалось. И вот стоим мы с мамой у Букингемского дворца. И мама молчит.
– Мама, давай сделаем селфи с гвардейцем? – спрашиваю я. – Конечно, с бифитером в Тауэре было бы задорнее, но, пожалуй, в другой раз. Гвардейцы тоже хороши. Смотри, костюмы какие! А шапки! Мама, ты знаешь, что эти шапки делают из меха канадского медведя гризли? Их в Канаде очень много, и канадское правительство выдает местным индейцам лицензии на отстрел 25 тысяч гризли в год, но защитники животных в Англии не протестуют, потому что, во-первых, традиция, во-вторых, эти шапки служат десятки лет и передаются от гвардейцев-дембелей молодым. Мама, ты со мной?
В нашем характере отвечать вопросом на вопрос. Моя мама умеет отвечать на вопрос вопросом, который вообще никак не связан с темой разговора:
– Зачем они все раздолбали?
– Кто, мама?!
– Наши русские революционеры. Зачем они все раздолбали?
Я начинаю догадываться. Накануне мама была на грандиозной выставке в лондонской Королевской академии художеств, посвященной 100-летию русской революции. И вот сейчас она смотрит на Букингемский дворец, а представляет Зимний. Вспоминает, что Георг V, дед королевы Елизаветы II, был двоюродным братом Николая II, то есть члены королевской семьи Великобритании и семьи, которая правила Российской империей до 1917 года, – родственники. И задает себе вопрос: а все-таки почему здесь это удалось сохранить, а в России нет? Возможно ли было и в России раздолбать не все, а кое-что оставить? Чтобы у Зимнего дворца до сих пор, так же как здесь, стояли гвардейцы в форме Преображенского или Семеновского полка, так же смешно чеканили шаг и дули в трубы и это привлекало бы внимание, и детям так же хотелось бы сделать с ними селфи. И мы начинаем с ней про это говорить, и приходим, конечно, к выводу, что нет, так в России быть не могло, что даже в ее любимой Франции история с монархией закончилась похоже. Но вот этот живой пример про реальный, работающий, используемый по назначению королевский дворец, про то, с каким теплым чувством относятся к английской королеве ее подданные и как вдруг проникаются тем же чувством толпы туристов со всего мира, это все не дает моей маме покоя.
Возможно ли было и в России раздолбать не все, а кое-что оставить? Чтобы у Зимнего дворца до сих пор, так же как здесь, стояли гвардейцы в форме Преображенского или Семеновского полка?
Я чувствую это, и сразу иначе начинают звучать другие ее впечатления от Лондона. Когда мы бродили по многочисленным галереям Корк-стрит, она повторяла: все умыкнули у русских. В том смысле, что по большому счету все, чем питается сегодня современное искусство, было придумано в России в период вокруг 1915 года, грубо говоря, все – бесконечная перерисовка Малевича. Просто в России по понятной причине произошел обрыв: абстрактный импрессионизм, конструктивизм – все это на 70 лет у страны отняли, а в мире это набрало силу. Но изначальный русский толчок был настолько мощным, что его влияние весь мир чувствует до сих пор.
Все, чем питается сегодня современное искусство, было придумано в России в период вокруг 1915 года, грубо говоря, все – бесконечная перерисовка Малевича. Просто у России это на 70 лет отняли, а в мире это набрало силу.
Еще пример нашего влияния – совсем из другой сферы и из другого времени: я позвал маму в ресторан Burger & Lobster. Надо сходить, говорю, потому что не так много в мире достойных вещей, которые сделали наши с тобой соотечественники. Лобстер, которого она ела впервые в жизни, ее реально потряс. Но многократно больше ее потрясла простая история – как обычный московский еврей Михаил Зельман приехал в забитый ресторанами Лондон и за несколько лет создал сеть очень популярных новаторских заведений, где вкусно, относительно недорого и полно народу, но того, что получил Лондон, а за ним Кардифф и Нью-Йорк, нет в Москве, потому что Зельман там больше не живет и не работает.
И вот сейчас и здесь, у Букингемского дворца, складывая все эти впечатления вместе, я вдруг понимаю, что моей маме просто на минуту стало обидно. За то, что страна, которая подарила миру конструктивизм и лобстера, не смогла сохранить для себя такую декоративную малость, как солдатики у королевского замка. Глядя на Букингемский дворец, она на минуту увидела свою мечту: большое современное развивающееся государство, где при этом ничего не раздолбали.
Пораженный этой мыслью, я обнимаю ее и шучу:
– Так что насчет селфи с гвардейцем, мам?
– Пойдем, – говорит она. – Я лучше сделаю селфи с тобой.
А вот дети выбрали бы гвардейца.
Статья опубликована в первом выпуске журнала ZIMA (лето 2017). Рисунок Евгения Дворецкого
Фото: pixabay.com