Загрузка ...
Герои и предметы в ваших фильмах часто бывают фантастическими, а их чередование и действия — непредсказуемыми. Расскажите, пожалуйста, как они возникают? Есть ли какие-то источники: фильмы, книги или личные переживания, из которых рождаются образы в ваших работах?
Визуальная составляющая в моих работах часто основана на моих собственных восприятиях и переживаниях телесного опыта и взаимодействий с телами других, наблюдениях за телесными трансформациями, а также исследованиях отношений между телом и технологиями. Я часто использую природные формы, элементы растений, грибов, минералов, которые воспринимаю через призму чувственного. В моих работах можно увидеть персонажей, вдохновлённых насекомыми, обитателями моря, земноводными и другими существами. Это зачастую химерические создания, которые передают мои внутренние состояния, тревоги, страхи и желания.
Поскольку я много работаю с видео и анимирую объекты из окружающие среды, для меня важен характер движения — в основном это медленные и плавные симуляции реальных физических явлений или природных процессов.
Я думаю, что границы между реальностью и цифровым пространством, между упорядоченностью и хаосом, а также между приватным и публичным часто бывают слабо различимыми. Меня особенно привлекает эта пограничность, поэтому объекты и персонажи в моих работах существуют где-то на стыке этих понятий, в так называемом межпространстве, создавая собственную экосистему, в которой ошибка симуляции, любой другой глитч или сбой целой системы соседствуют с насыщенными, притягательными цветами и глянцевыми текстурами, отсылающими одновременно к образам продуктового моушн-дизайна и референсам массовой культуры, например, к персонажам sci-fi фильмов или к жанру body horror.
Мне кажется, что вы часто эстетизируете вещи, которые в повседневной жизни скорее ассоциируются с чем-то неприятным или даже отвратительным — гниющие продукты, кровь на коже и ожоги от лазера, постоянное соседство живого и мертвого. Такой подход мне напоминает об искусстве сюрреалистов и о психоанализе, заглядывающих в человеческое бессознательное. Чем для вас являются эти образы отвратительного, близости живого и мертвого?
Образы гниения, крови, шрамов и ожогов, которые на первый взгляд кажутся отвратительными, для меня — способ обратить внимание на нашу телесную уязвимость и на табу, которые до сих пор существуют в отношении тела. Это также желание нормализовать неидеальность и хрупкость тела, исследовать, как оно трансформируется в цифровом пространстве. Я думаю, что стремление показать неприятные и болевые аспекты телесности для меня является своего рода терапией, которая помогает раскрывать собственные травмы и внутренние конфликты, преодолевать неуверенности.
В целом образы мёртвого, находящиеся в слиянии с живым, в моих работах — это попытка деконструировать привычные категории восприятия тела, на что особенно важно смотреть через квир-оптику.
Неудобные и болезненные образы в моих работах — это визуальный способ рассказать о том, как тело становится отражением переживаний и взаимодействий со средой, как оно формируется и трансформируется под влиянием технологий, и как всё это влияет на нашу идентичность и сексуальность.
В вашем искусстве соседствуют цифровое и телесное. Как эти две категории соотносятся друг с другом? Могут ли цифровые технологии как-то изменить наше понимание и ощущение собственного тела?
Мне близка идея восприятия тела как гибрида органического и механического, а цифровизация телесного в моих работах — это ещё один способ исследования вопросов идентичности. Например, я размышляю о том, является ли наша цифровая идентичность продолжением физической или это нечто совершенно иное.
Цифровая кожа, раны и кровь в моих проектах символизируют крайне пористые границы между телом (я имею в виду не только человеческое тело) и машиной, то есть ситуацию, в которой одно становится продолжением другого. Эта оболочка — новое «внешнее», которое можно перепрограммировать и трансформировать, через которое можно осуществлять контроль. Она меняет привычное восприятие себя, добавляя новых возможностей и вместе с ними уязвимостей, создавая таким образом новые реальности.
В некоторых видео вы используете письменный текст, который не является прямым комментарием к видеоряду. Какую роль он играет в ваших работах?
Текст я использую в основном в моих видео. И там это чаще всего автономный элемент, который, как правило, не объясняет визуальный ряд, а вступает в диалог с ним, предлагая параллельное повествование. Тексты в моих работах обычно довольно фрагментированы, как и визуальная составляющая, что может создавать напряжение между тем, что мы видим, и тем, что можем прочитать. Однако это позволяет воспринимать работы с разных точек повествования. Это что-то вроде конструктора, который собирается индивидуально для каждого.
В вашем манифесте вы говорите о теле, уязвимости и идентичности. Насколько переезд в Лондон изменил ваше ощущение себя и своего места в мире, и повлиял ли он на ваши работы?
Изначально переезд дался мне довольно сложно, так как это был мой первый подобный опыт. У меня была длительная депрессивная фаза, и я практически не создавала новых работ в это время, хотя обычно это для меня жизненно важно. Сейчас я чувствую себя лучше — мне удалось восстановить свою практику и, наконец, начать экспериментировать и интегрироваться в арт-среду и другие сообщества на новом месте. В Лондоне у меня появилась привилегия работать с темами квир-идентичности, сексуальности и телесности более безопасно, говорить свободно о ЛГБТК+ вопросах и просто чувствовать себя спокойнее. Для меня важно быть частью квир-сообщества, ощущать себя принятой и иметь возможность открыто говорить об этом. В целом я чувствую себя здесь очень комфортно и на своём месте; наконец появилось ощущение «дома», которого мне так не хватало последние годы.
