Загрузка ...
Когда-то давным-давно, а точнее в XIX веке, Великобританию называли «мастерской мира» (“workshop of the world”). Страна шла впереди планеты всей по выплавке чугуна и стали. Да, была у зверя по кличке Альбион какая-то генетическая предрасположенность к прогрессу и новаторству. Но вот парадокс: пока его передние лапы настырно тянулись в будущее, пытаясь ухватить неизвестное за хвост, задние упрямо цеплялись за старину. И эта особенность сыграла со страной злую шутку. Но об этом позже. А сейчас…
Почему, собственно, промышленная революция началась именно в Британии? Если вы находитесь в компании историков и хотите немного поразвлечься, задайте им этот вопрос, и шоу будет вам обеспечено. В том смысле, что горячие дебаты на сей счет не прекратятся никогда: очень уж много факторов повлияло на этот процесс, чтобы ответ был однозначным. Однако по ряду моментов среди ученых мужей царит согласие.
1. В XVIII веке англичане весьма преуспели в коммерции. Предприимчивые островитяне всегда оказывались там, где можно было что-нибудь выгодно продать. В итоге на Альбионе появилась прослойка людей с приличным капиталом.
2. Когда у кого-то появляются приличные деньги, этот кто-то готов их во что-нибудь вкладывать. Однако вкладывать он их готов в первую очередь там, где наблюдается политическая стабильность, следуют законам и уважают право частной собственности. Иными словами, если ты строишь «свечной заводик», тебе хочется быть уверенным в том, что его не разрушит разъяренная толпа и не отнимут дяденьки из аппарата (это и называется «благоприятный инвестиционный климат»). В Британии такая гарантия была. Но прежде чем обзавестись заводиком, хорошо бы подумать о рынке сбыта.
3. С этим проблем не было никаких, потому что покупатели у англичан водились в избытке. Причем не только за тридевять земель (в колониях, США, Европе и т.д.), но и внутри страны. Дело в том, что с середины XVIII по первую треть XIX веков население Англии и Уэльса увеличилось более чем вдвое, с 6 млн в 1750 г. до 13 млн в 1830 г. А в связи с передовыми нововведениями в сельском хозяйстве (использование машин, эксперименты с удобрениями и проч.) и некоторыми положительными сдвигами в здравоохранении (например, создание вакцины от оспы) жители острова стали лучше питаться, реже умирать и активнее плодиться. Так что населения (читай: потребителей) становилось все больше и больше.
4. Ну и конечно, в стране не было недостатка в умельцах, которые, оседлав двух жеребцов (жажду выгоды и стремление к всеобщему счастью), с энтузиазмом мчались вперед, придумывая различные полезные штуки.
Одним словом, Британия стала промышленной державой номер один.
К середине XIX столетия островитяне построили у себя огромное количество заводов и фабрик, создали довольно разветвленную железнодорожную сеть, изготовили скоростные трансатлантические пароходы и множество других замечательных вещей. При этом остальной мир, можно сказать, все еще ходил в лаптях.
Вера в прогресс стала повсеместной. В 1829 году в газете Edinburgh Review появилась заметка, в которой гласилось: «Мы сносим горы, превращаем моря в транспортные артерии — ничто не может нас остановить. Мы воюем с дикой природой и благодаря нашим машинам всегда выходи»м победителями».
Уильям Скотт. «Железо и уголь»
И чтобы продемонстрировать свое превосходство или, если хотите, наоборот, указать на отсталость других земель, самоутвердиться за счет ничтожеств, англичане решили устроить у себя всемирную выставку. И тут Тяни-Толкай проявился во всей красе.
Поистине передовой была эта мысль. Никто прежде не организовывал мероприятий такого масштаба. Прогрессивные слои населения, охваченные промышленной горячкой и убежденные в исключительности английской нации, которая благодаря коммерческому чутью, творческой дерзости и неуемной энергии непременно сделает жизнь на Земле лучше, были в восторге и кричали: «Да!»
После долгих обсуждений определились наконец-то с местом (Гайд-парк) и выбрали проект здания, в котором предполагалось разместить выставочные павильоны. Кстати, выбором занималась целая комиссия, созданная в 1849 году. Ученые господа под руководством супруга королевы Виктории принца Альберта рассмотрели и отвергли 245 работ, прежде чем им в руки попал чертеж Джозефа Пакстона. «Вот это нам подходит, — заявили в один голос благородные мужи, глядя на рисунок ультрасовременного по тем временам творения из листового стекла и стального каркаса. — Мы назовем его коротко и просто — Хрустальный дворец».
Между тем представители консервативной прослойки аристократического пирога забраковали и место, и здание. В Гайд-парке, который находится практически в центре Лондона, вельможные особы частенько упражнялись в верховой езде. И мысль о том, что сейчас сюда навезут стройматериалов и нагонят работяг, которые примутся громыхать и браниться, вызывала у них праведный гнев. А с Хрустальным дворцом так вообще… «Дом из стекла, ишь, чего выдумали! Что если пойдет град, а? Вмиг ваши стекляшки разлетятся вдребезги. Да что там град, дуновения ветерка будет достаточно, чтобы опрокинуть это прозрачное недоразумение», — утверждали упрямые пессимисты, гневно хмуря брови.
Громче всех голосил полковник Чарльз Сибторп и его друзья-ретрограды. «Из-за вашей выставки в Лондон съедется весь сброд. Хуже того, в нашу столицу устремятся иностранцы, галдящие на своем птичьем языке. Сюда прибудут полчища заграничных убийц и разносчиков венерических заболеваний», — уверял сей почтенный господин, настоятельно рекомендуя жителям Вест-энда (район богатеев) хорошенько запрятать столовое серебро и запретить женщинам выходить на улицу во время проведения этого международного безобразия.
Да, Чарльз Сибтроп был очень колоритным персонажем. И не только для нас, но и для современников. О нем часто писали веселые заметки в славном журнале Punch, а Чарльз Диккенс называл его «самым забавным человеком в парламенте».
Но довольно вздора. Несмотря на брюзжание реакционных элементов, выставка, состоявшаяся в 1851 году, удалась на славу. Хотя любителям верховой езды в Гайд-парке и пришлось немного потерпеть. Туда действительно навезли стройматериалов и нагнали работяг (2600 человек), которые, громыхая и бранясь, воздвигли дворец в рекордно короткий срок — шесть месяцев. Жители города, независимо от социального статуса, уровня доходов и политических взглядов, были просто в экстазе от этого сияющего произведения искусства. Шутка ли: огромное здание из стекла!
Павильоны Хрустального дворца в Гайд-парке
«Хрустальный дворец был столь изящным, столь утонченным, столь воздушным, что его прозрачная красота осталась в моей памяти как нечто несравненное… Такое чудо нельзя сотворить только человеческими руками», — отметил как-то лорд Ридсдейл.
В целом выставочное пространство занимало 1 миллион квадратных футов (92903 квадратных метров), на нем разместили 14 тысяч павильонов. Половина из них приходилась на хозяев площадки, остальное — на заморских гостей.
Демонстрировали все что угодно, от новейших технологий до занятных безделушек. Наибольшей популярностью, безусловно, пользовались практичные экспонаты, к примеру, ультрасовременные локомотивы. Большой интерес вызвала фотографическая аппаратура. Также привлекли внимание эксперименты с электричеством, которое на тот момент еще не нашло практического применения. Кроме того, были выставлены внушительных размеров золотые самородки, найденные старателями во время калифорнийской золотой лихорадки (1848—1855). Однако наряду с этим показывали и всякую чепуху: складное пианино или чучело огромной жабы, выполненное в виде подставки для зонтиков. Совершенно очевидно, что англичане на этой выставке были бесспорными лидерами. Однако прошло каких-то жалких 30 лет, и что же мы видим…
В 1883 году в Новой Зеландии, которая в то время была британской колонией, завершили строительство железнодорожной сети. В этой связи местная администрация заказала в метрополии 20 новеньких локомотивов. И после полуторалетнего ожидания новозеландцы получили… только 2 паровоза. Тогда ребята психанули и обратились к американской кампании Baldwin Works, которая базировалась в Филадельфии. И уже через четыре месяца машины были доставлены покупателю. Причем каждый локомотив оказался на 400 фунтов дешевле английских.
Ну, скажете вы, всякое бывает. От неудач никто не застрахован. Однако наметилась закономерность. Подобные случаи к тому времени стали происходить регулярно. Вот вам еще один. В 1887 году королевский флот заказал у отечественного производителя 24 торпедных катера.
Когда работы завершили и начались испытания, обнаружилось, что «двигатели периодически ломаются, кабели рвутся, насосы взрываются, вентили текут, пропеллеры трескаются» и так далее.
В итоге из 24 кораблей 19 оказались непригодны. Американцы, конечно, ядовито смеялись.
«Но в чем же причина таких изменений?» — спросит пытливый читатель. Ответ прост: в парадоксе менталитета островитян. Дело в том, что в аристократических и власть имущих кругах технарей и предпринимателей презирали, несмотря на то что коммерция и технологии были основой богатства страны. Даже матерые промышленники, заработав достаточно денег, стремились отойти от дел и осесть в своих загородных резиденциях. А их отпрыски шли служить родине в Палату общин. Негоже считалось заниматься плебейским делом. Предки бы этого не одобрили.
Cotton Mills Манчестер, конец XIX века
Найти человека с техническим образованием в среде парламентариев было так же сложно, как отыскать золотую монету в навозной куче. Зато там было немало знатоков древнегреческой культуры, древнеримской поэзии и истории Востока. Именно поэтому в 1880-е годы в стране наблюдалась невероятных масштабов утечка мозгов. Талантливые люди уезжали, к примеру, в Америку, где их встречали с распростертыми объятиями.
Такое отношение к технарям, естественно, находило отражение и в британских вузах. В 1872 году группа вельможных островитян посетила Германию, где они с удивлением обнаружили, что в одном только Мюнхене студентов, занимающихся исследованиями в области химии, больше, чем во всех английских университетах и колледжах вместе взятых. Кроме того, интересная ситуация наблюдалась в области менеджмента.
Сотрудники компаний отказывались изучать иностранные языки. И это в то время, когда английский никоим образом не был языком международного общения.
То же самое касалось технической документации, инструкций по эксплуатации и рекламных брошюр, которые были только на английском. Помимо этого, в документах использовались островные меры веса и длины (то есть фунты, футы, ярды, унции и т.д.)…
Что тут скажешь, ксенофобские настроения всегда были сильны на Альбионе. Помните слова Сибторпа о галдящих на птичьем языке иностранцах и полчищах заграничных убийц, разносящих венерические заболевания? А вот американские и немецкие фирмы переводами не гнушались, за что их очень ценили зарубежные торговые партнеры.
Был и еще один любопытный фактор. К 1880-м годам в Британии большую силу приобрели профсоюзы. Они выдвигали работодателям многочисленные условия, среди которых было, например, такое: внедрение нового трудосберегающего оборудования не должно влиять на количество сотрудников. Иными словами, делай, что хочешь, а увольнять рабочих не смей. При таком раскладе у владельца завода не было ни малейшего желания заниматься модернизацией. Поэтому неудивительно, что когда великолепный Эндрю Карнеги приезжал в Великобританию, он поражался технической отсталости британских предприятий. Нетрудно догадаться, что оснащенные по последнему слову техники заводы США и Германии выпускали более качественную и, что весьма важно, дешевую продукцию, чем их островные коллеги.
Короче говоря, к концу XIX века англичане проиграли промышленную гонку своим конкурентам. Вот вам хороший пример: в период с 1880 по 1914 гг. американцы активно внедряли в работу оборудование для дробления угля, в результате чего к началу Первой мировой войны они увеличили производство вдвое. В Британии же, как было сказано выше, с модернизацией не дружили, поэтому прогресса в этой области там не случилось. И даже в 1924 году уголь у них продолжали дробить вручную (около 80%).
Очень примечательно, что именно в это время на Альбионе наблюдается рост проимперских настроений: «Мы, мол, великая нация, с нами Бог». Что ж, славное прошлое — прекрасное украшение для истории страны. Однако если кроме этого ничего более не происходит, дело начинает попахивать керосином. А коли пошел запашок, не мешало бы принять меры.