Загрузка ...
Актриса и режиссер Алиса Хазанова переехала с семьей в Лондон. Об эмиграции, стереотипах про русских и о том, как строить карьеру в другой стране, она рассказала ZIMA Magazine.
Алиса, вы переехали в Лондон. Как так получилось?
Сейчас я, скорее, живу между Москвой и Лондоном – и постоянно езжу туда-сюда. Основная часть моей работы до сих пор в России – например, 1 марта у меня премьера фильма «Юморист» (наш разговор с Алисой состоялся в феврале – ред.). Поэтому график такой, что приходится делить время. И, судя по людям, которые регулярно курсируют в самолете, я не одна такая. Спасает, что дистанция в 3,5 часа не такая критическая, как, скажем, в случае с Америкой.
Сколько вы уже здесь живете?
С конца августа. У меня были подписанные в Москве контракты, поэтому много времени пришлось провести там. При этом я успела поработать в прошлом году и в Лондоне – играла в спектакле Максима Диденко «Девушка и смерть». Это был необычный опыт, потому что все члены команды жили и выпускали спектакль здесь, вдали от своей московской жизни. Мы будем его снова играть весной, в театре RADA – он будет показан с субтитрами, нам бы очень хотелось привлечь не только русскоговорящих зрителей.
Когда решали переезжать, был ли момент выбора между странами?
Нет, все естественным образом привело к Лондону. Другие варианты не рассматривались. У мужа тут работа, было решено, что дети пойдут в местную школу, а где дети ходят в школу, там ты и живешь. Я сейчас совмещаю три ипостаси – мамы, актрисы и режиссера. Посмотрим, что из этого получится.
Дети быстро привыкли к новой стране?
Дети в Москве ходили в британскую школу, поэтому для них адаптация была относительно легкой. Английский для них – основной язык, между собой они общаются на нем. Но я говорю «относительно», потому что адаптация никогда не дается совсем просто. В Москве остались их друзья.
Для вас самой Лондон – не первый опыт эмиграции?
Слово «эмиграция» я по отношению к себе не применяю. У меня много лет есть европейский паспорт. Я училась в Нью-Йорке и работала там. Потом жила в Париже, где родились обе мои дочки. То есть у меня был опыт жизни за рубежом. Да и в Лондон я часто ездила, пока жила в Париже, потому что близко.
То есть туристом вы себя здесь не ощущаете?
Нет! Хотя помню, что когда приезжала сюда из Франции, страшно путалась на улицах – мне казалось, что в Париже и Москве все гораздо понятнее. А с движением в другую сторону я, наверное, и вовсе никогда не справлюсь – каждый раз оказываюсь в панике. С другой стороны, в Лондоне машина и не нужна. Здесь я много хожу пешком, езжу на красных двухэтажных автобусах. Вообще я сейчас позволяю себе лениться, ничего не делать.
После того, как я оставила карьеру артистки балета в Большом театре, мне понадобилось еще много лет, чтобы понять, что я могу расслабиться и прекратить соревноваться, в первую очередь, с собой.
Чувствуете себя свободнее?
Да, и свободнее, и проще что ли. Я поняла, что Лондон – большое множество маленьких миров. При желании ты можешь и не выезжать из своего района.
Как, кстати, выбирали район?
Выбрали Южный Кенсингтон, чтобы детям было удобно ездить в школу. И чтобы рядом была станция метро. Вообще нам с мужем нравится жить на природе, но мы не решились сразу. Посмотрим, может, в следующем году переедем.
Вы задумывались о том, как переезд повлияет на вашу карьеру? Планируете сниматься в Великобритании?
Пока у меня нет ответа на этот вопрос, но есть местный агент. Посмотрим. Как режиссер я снимала в Нью-Йорке фильм «Осколки» с англоговорящими актерами, так что опыт в выстраивании международного диалога у меня есть. Фильм был по сути американским, но снимала его русская продакшн-студия. Никто не понимал, зачем русский продакшн делает фильм, никак не связанный с Россией.
Но я бы хотела, чтобы границы были размыты и появилось общее поле творческого осознания. Я идеалист, и у меня свой взгляд на место художника. Необязательно ссылаться на культурный код каждой национальности, так как существуют важные общечеловеческие темы. С другой стороны, есть, конечно, огромная бюрократическая и продюсерская машина, поэтому русским сложно снимать кино на весь мир. В этом смысле классическим музыкантам проще – музыка не знает границ, она говорит на универсальном языке.
Знаю, что вы снимались в «Женщине в черном» вместе с Дэниэлом Рэдклиффом – здесь, в Британии.
Это была смешная история. Тогда я вообще не знала Лондон, и меня привезли на Pinewood Studios. Никогда я еще не видела, чтобы дубли снимали столь эффективно! Я участвовала в сцене с каретой и настоящими лошадьми. Был момент, когда я выпрыгиваю, и карета почти полностью погружается в болото. На то, чтобы карету помыть, высушить и поднять на следующий дубль, уходило около полутора минут.
Но самое классное из этого – московская премьера «Женщины в черном», на которую приезжал и Рэдклифф, и режиссер картины Джеймс Уоткинс. Я люблю рассказывать эту историю как анекдот. Линия моего персонажа в этом фильме была одной из главных и мелькала на всех постерах. А на премьере режиссер мне сказал: «Прости, я в фильме тебя почти везде вырезал – это отвлекало».
Пока вы жили и работали за границей, сталкивались со стереотипами о русских?
Да. Но есть разные стереотипы о русских, и они варьируются в зависимости от интересов собеседника. Есть те, кто вспоминает царскую семью, Чехова и Достоевского, а есть те, кто начинает говорить о водке, медведях и чемоданах с деньгами.
Приходилось из-за этого чувствовать себя неудобно?
Нет, но иногда реакция мне кажется странной. Когда, например, в лоб начинают говорить про водку. С другой стороны, это человеческий фактор – люди несовершенны. Наверняка иностранцы, которые приезжают в русскоязычную среду, тоже сталкиваются с большим количеством стереотипов и штампов.
Вы приехали из страны, где декриминализировано домашнее насилие, в страну, которая борется за равноправие. Учитывая, что у вас две дочери, не могу не спросить: какие у вас взгляды на феминизм?
Меня часто спрашивают, разделяю ли я профессию режиссера на режиссеров-мужчин и режиссеров-женщин. Я думаю, что если ты родилась женщиной, то у тебя априори уникальный женский опыт. Но я человек, который занимается искусством и далек от институтов, которые ведут принципиальную борьбу за феминизм. Я стараюсь выстраивать диалог в другой плоскости.
Например, на мой фильм «Осколки» была совершенно разная реакция у мужчин и женщин. По сюжету главная героиня начинает задумываться, что могла бы жить совершенно другой жизнью – что было бы, сделай она другой выбор? Если бы он у нее был? После премьеры пару человек, критиков-интеллектуалов, сказали, что никто не говорил о том, что творится в сознании женщины и ее внутреннем мире с такой интонацией – она была очень спокойной, и оттого становилось особенно страшно.
В художественном высказывании должна быть многослойность, чтобы каждый мог найти то, что близко лично ему. Я всеми фибрами души хочу, чтобы женщины имели равные права с мужчинами, чтобы актрисам платили столько же, сколько актерам. Но мне не очень нравится, когда это переходит в истерию «теперь только женщины и все».
При этом есть, например, тест Бекдел, с помощью которого проверяют художественные произведения на предмет гендерной предвзятости. Многие современные фильмы его не прошли бы – для этого нужно как минимум два женских персонажа, которые беседуют о чем-либо помимо мужчин и не являются домохозяйками. Разве в этом смысле задача искусства не менять общественное сознание?
Да, по поводу женщин в кино есть статистика, и она страшная. Я только за то, чтобы это изменилось. Но мне кажется, что творчество не должно быть о насильном вписывании статистики. Может быть, я не права.
Какие из недавних фильмов про женщин вы бы посоветовали?
Недавно посмотрела «Фаворитку» – очень сильное кино. Там все три главные героини – женщины, а мужчины изредка проскакивают где-то на заднем плане. При том, что фильм снял мужчина. После фильма выходишь перегруженный – настолько, что не можешь сформулировать, что ты чувствуешь.
Фото Евгении Басыровой.
В Лондоне живет много прекрасных людей. Мы встречаемся с ними и пишем о них в нашем телеграм-канале.