Истории

Шпион, который ушел в холод. Алексей Зимин о Киме Филби (часть VIII)

19.05.2022Алексей Зимин

Прохоровка, Сент-Джеймс и коньяк «Двин» — Алексей Зимин продолжает насыщать деталями и обстоятельствами свою сагу о Киме Филби, самом успешном советском шпионе и одновременно настоящем патриоте Британии.

Продолжение. Предыдущие эпизоды:
часть Iчасть IIчасть IIIчасть IVчасть Vчасть VI, часть VII


Война была болезненным, но при этом естественным состоянием для Европы первой половины XX века. Как зубная боль или желудочные колики.

Это в XXI веке сам факт развязывания войны считается преступлением, а восемьдесят лет назад преступными могли быть последствия, но возможность начинать войну никем всерьез не осуждалась. А Лига Наций как инструмент для решения политических и территориальных споров имела еще меньший вес, чем сегодняшняя ООН.

Основным предметом европейского беспокойства в 1920-30-е был экспорт коммунизма, поэтому Советский Союз был естественным врагом как Антанты, так и стран Оси – Германии и Италии. Но после того, как большая часть Европы была захвачена Гитлером, а Британия вступила в войну с Германией, акценты несколько поменялись. СССР стал союзником, но не перестал при этом быть источником стратегической угрозы.

Сталина страшно беспокоил потенциал этой интриги. Он опасался заключения сепаратного мира между Великобританией и Третьим Рейхом, и, в общем, имел на то основания. Трагикомический перелет в Шотландию Рудольфа Гесса был не единственной попыткой заключения мирного соглашения. Военный кабинет Черчилля в Уайтхолле бомбардировали посланиями и из Рейхсканцелярии, и со стороны тайных противников нацистского режима. Причем последние делали это более активно. 

Парадоксальным образом, Сталину было невыгодно устранение Гитлера в результате заговора военных. Потому что их предложение заключалось, в числе прочего, в том, чтобы после смены режима Вермахт вместе с войсками Короны добил бы Советскую Россию.

С началом войны Ким Филби стал куратором британской контрразведки в Испании и Португалии. Обе эти страны держали нейтралитет и стали полем для многочисленных интриг разноплеменных заговорщиков.

Филби, пользуясь своими довоенными связями в Испании, собрал обширную агентурную сеть. Обработкой ее информации занимался, возможно, самый большой английский писатель XX века Грэм Грин.

Грэм Грин

Где-то в 1942-м Грин положил на стол Филби отчет, согласно которому определенные силы в Германии гарантировали скорое свержение Гитлера в обмен на участие Британии в коалиции против СССР. В британском генштабе многие довольно активно поддерживали подобные идеи, Черчилль тоже был скорее за, но Филби провернул интригу, из которой вытекало, что немецкий источник ненадежен и что это, скорее всего, ловушка Абвера. От мысли сотрудничества с антигитлеровским подпольем было решено отказаться, а вскоре Советский Союз начал постепенно поворачивать ход войны в свою пользу. И было решено, что лучше пусть Советы добьют Гитлера, чем какие-то неясные подпольщики.

***

Ключевой поворот в войне, после которого союзнические отношения стали необратимыми, а разговоры об открытии второго фронта, регулярном ленд-лизе и прочей помощи Запада — серьезными, случился после Курской дуги.

Самое большое танковое сражение в Европе произошло под селом Прохоровка. Советская и германские армии сосредоточили в этих районах колоссальное количество механических и человеческих сил. Неясно было только направление основного удара Вермахта. Но Филби через расшифровки «Энигмы» узнал его. И отправил в Москву сообщение «Прохоровка».

Сталин не доверял никому — ни Черчиллю, ни своим разведчикам. Но в этот раз он почему-то доверился сообщению из Лондона. И Красная Армия пол руководством Жукова перегруппировалась в соответствии с планами немецкой операции «Цитадель», целью которой было полное сокрушение основных сил противника.

С обеих сторон в сражении участвовало два миллиона человек, шесть тысяч танков и четыре тысячи самолетов. Благодаря информации из Лондона Жуков сначала отбил наступление немцев, а затем перешел в атаку, уничтожив в итоге значительную часть военного потенциала Третьего Рейха.

Музей-диорама «Курская битва» (фрагмент)

После Курской дуги Советский Союз уже не оборонялся и только наступал — исход войны был во многом решен под Прохоровкой. Разумеется, не только шифрограмма Филби сыграла в этом свою роль, но и то количество солдатской крови, которое Жуков не пожалел пролить в курский чернозем. Но без информации от резидента SIS результат этого сражения был бы, возможно, иным.

Десятилетиями позже, когда Филби спрашивали в интервью, что он считает главным достижением своей жизни, он неизменно отвечал словом из своей шифрограммы в Москву: «Прохоровка».

***

Сегодня в Лондоне довольно трудно представить атмосферу тех военных дней, хотя декорации не особенно изменились.

Офис SIS, в котором работал Филби, располагался в районе Сент-Джеймс, рядом с Грин-парком. В Сент-Джеймсе находится большинство исторических магазинов мужской одежды, джентльменских клубов с двухсотлетней историей и памятник изобретателю дендизма Бо Браммелу. Летом в Грин-Парке, в сотне метров от Букингемского дворца люди устраивают пикники, запивая чоризо игристым, купленным в магазине Marks & Spenser у метро Green Park. На Пикадилли вечная пробка, в отеле Ritz по-прежнему требуют надевать галстук на файв-о-клок, а в Fortnum & Mason торгуют колониальным чаем.

Памятник Бо («красавчику») Браммелу

Только нет черных дирижаблей, сигналов воздушной тревоги и дымящихся руин. За бремя немецких бомбардировок Лондона было разрушено больше 100 000 домов. Находящаяся в блокаде Британия была лишена продуктов питания настолько, что пришлось заводить министерство продовольствия, дабы как-то структурировать процесс, не доводя дело до национального голода.

Военные рецепты до сих пор в ходу. Например, крамбл. Пирог, в котором практически нет муки и сахара — двух главных дефицитов военной поры.

О чем думал Ким Филби, заказывая пинту в пабе на углу Джермин стрит? О России? Не уверен. И так далекая, во время войны она превратилась практически в выдумку. В нечто вроде Вальгаллы или Олерона. О Германии? О Британии? Бог весть. Наверное, трудно сосредоточиться на чем-то конкретном, когда каждую минут может завыть сирена, предупреждающая о приближении бомбардировщиков.

***

После Курской дуги состоялась историческая конференция в Тегеране, где Сталин, Рузвельт и Черчилль впервые тет-а-тет обсуждали устройство послевоенной Европы, которое свой окончательный вид приняло в Ялте. Считается, что на этих двух встречах Рузвельт полностью попал под обаяние Сталина, а Черчилль впал в зависимость от армянского коньяка.

Сталин, Рузвельт и Черчилль, Тегеран, 1943 г. Фото: Wikimedia

За пределами Instagram в мире есть два типа инфлюенсеров. Первый — это миллиард китайцев, который не может ошибаться, допустим, в безвредности глютамата. Второй — сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль, который не ошибался ни в чем и никогда.

Первый тип основан на количественном методе, второй — на качественном. Первый — демократическая экспертиза, вторая — чистый элитаризм. Один — порождение статистики, другой — репутации. У репутации и монетизации то общее, что первая из них может стать продолжением другой, а вторая, чаще, нет.

Репутация Черчилля столь высока, что, пожалуй, его вместе с Елизаветой II впору было чеканить на монетах, потому что он сам как шиллинг, всем нравится. С появлением коллективного разума в лице интернета Черчилль стал в этом разуме ответственным за всю и всяческую мудрость. 90% афоризмов, гуляющих по сети, приписываются Черчиллю. Он с суховатым викторианским остроумием ставит точку в религиозных спорах и рецептах бытового просветления. Он дальновидно предсказывает судьбы России и вставляет шпильку в отношения между Европой и США. Его суждения исчерпывающим образом закрывают тему юности и старости, шампанского и коньяка.

В сфере алкогольной полемики у Черчилля вообще нет конкурентов. Ближайший преследователь — Хемингуэй — отстает от него, как «Лейстер Сити» от «Ливерпуля» в Премьер-лиге. Хэм — это плебейское, униженное заискивание перед рюмкой. Черчилль — власть над ней.

Им обоим, впрочем, приписывают фразу «Я больше взял у алкоголя, чем он у меня», где есть и запал викторианского сверхчеловека, и сентиментальное смирение перед величественными силами природы. Есть мнение, правда, что этот афоризм принадлежит то ли Джорджу Оруэллу, то ли Френсису Скотту Фицжеральду. Но кто всерьез относится к такой возможности? Как говорил Мюллер Штирлицу, «не считайте себя фигурой равной Черчиллю».

Кстати, ряд исследователей считает, что именно с этого разговора в «Семнадцати мгновениях весны» начался миф об армянском коньяке как о любимом напитке британского премьера. При этом Мюллер называет коньяк «русским». И хотя шефу тайной канцелярии непростительны географические помарки, это можно счесть оговоркой, вполне естественной для эпохи, в которой пятнадцать республик-сестер для внешнего мира выглядели как перекрашенная в красное Российская империя.

Британская империя на картах была розового цвета, а Черчилль, воевавший с Османской империей и чертивший современные границы Сирии, Турции, Ирака и Израиля, был наверняка осведомлен о существовании Армении. Но является ли это доказательством его любви к армянскому коньяку?

Армянские коньячные заводы используют для подтверждения легендарный случай в Ялте, когда Сталин якобы достал из-под стола переговоров бутылку «Двина», и Черчилль, соскучившийся за годы войны за Британию по вкусу коньяка, спросил у И. В., где он достал такой качественный напиток. Сталин, как рассказывают, ухмыльнулся и ответил: «Это местный».

В зависимости от национальности рассказчика «местный» бывает армянским, грузинским, крымским и даже кизлярским. Последнее, впрочем, не лишено правдоподобия, поскольку в Кизляр были вывезены все или часть коньячных спиртов из Еревана. Но именно армянская версия происхождения сталинского коньяка стала основной. Просто армянам уж очень нравился британский премьер-министр в качестве бренд-амбассадора, и они растиражировали этот миф так широко, что не только сами в него полностью поверили, но и заставили поверить многих. Так, например, получила широкое хождение история про ящик коньяка, который ежегодно Черчилль заказывал в московском посылторге. Ящик постепенно рос в объемах, и с течением времени стали появляться мнения о том, что Черчилль выпивал бутылку «Двина» в день.

Что любопытно, отец советского гастрономического чуда армянин Микоян, бывший на Ялтинской конференции в качестве Ганимеда, в своих мемуарах не вспоминает о коньяке, а пишет, что Черчиллю очень глянулось крымское шампанское и что именно его несколько ящиков тот заказал с собой. Это тоже звучит вполне достоверно. Черчилль обожал игристое, правда, только одной марки — Pol Roger, но тут можно сослаться на то, что к концу войны запасы французского шампанского в Военном кабинете явно были невелики, а Крым для британца со времени одноименной войны служит почти таким же фетишем, как для русских. Однако линия с шампанским не получила развития, и Черчилль остался в истории любителем армянского коньяка.

На заводе «Арарат» рассказывают, что когда отправили в ГУЛАГ главного коньячного мастера, Черчилль тут же забил тревогу, потому что вкус «Двина» испортился. Он позвонил Сталину и спросил, в чем дело, и Сталин распорядился вернуть создателя «Двина» обратно к бочкам.

Особенную пикантность этой легенде придает то, что действие ее происходит уже после Фултонской речи, в которой Черчилль отказал Советскому Союзу и его лидерам в праве на существование. И уже после того, как Черчилль с треском проиграл национальные выборы лейбористам, и занимался в основном написанием пейзажей и воспоминаний в своем поместье на юге Англии. Кроме того, согласно отчетам о поступлении алкогольных напитков к столу Черчилля, единственным коньяком, который он пил, был французский l’Hertier de Jean Fremi-court. Но история все равно красивая. Ведь это про Сталина Черчилль сказал, что, если бы Гитлер вторгся в ад, он бы заключил союз с самим сатаной. И не стоит ли хороший коньяк всего одного телефонного звонка Сатане?

***

Ким Филби разделял привязанность Черчилля к алкоголю. В годы войны он ездил на помятой машине Vauxhall, и ее можно было утром обнаружить в самых разных районах Лондона. При этом хозяина рядом не было. Филби часто впадал в запой, и по месту, где брошена машина, можно было определить, где этот запой начинался.

Они часто выпивали с Грэмом Грином. Грин был католиком, Филби — марксистом, и это отчего-то делало их дружбу только крепче. Позже, уже когда Филби был в Москве, они неоднократно встречались. И Грин написал в предисловии к книжке Филби «Моя тайная война»:

Мне поначалу казалось, что им руководит воля к власти, но позже я понял, что был неправ. Он служил идее, а не старался удовлетворить личные амбиции.

Война постепенно заканчивалась, и в SIS задумались о создании специального подразделения, которое должно было заниматься противоборством с советской разведкой. Это было важное направление после ялтинского мира. И Ким Филби сделал так, чтобы на эту должность назначали его.

Конец восьмой части. Продолжение следует.


Фото на обложке: Черчилль, Рузвельт и Сталин на Ялтинской конференции, 1945 г. / Wikimedia

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: