Загрузка ...
Твое искусство тесно связано с темой войн и в первую очередь с войной в Украине. Насколько я понимаю, первые работы 742 появились как раз около 2 лет назад и с тех пор ты продолжаешь постоянно говорить о военных преступлениях и о непрекращающихся жертвах. Война в Украине действительно стала для тебя поворотной точкой? Твоя довоенная жизнь была как-то связана с искусством или политикой?
Мой довоенный художественный опыт действительно отличается от того, что я делаю сейчас.
В 2022 случилось то, чего не должно было быть — война между Россией и Украиной. Тогда всё перевернулось: твоя пирамида Маслоу превращается в «Апофеоз» В. Верещагина, а ты катишься с вершины под названием «культура» к самому её основанию.
Многие тогда выходили с одиночными пикетами или группами, исписывали поверхности словами, которые сейчас в России запрещено говорить. Мы сделали 15-метровую растяжку с этими словами и разместили на федеральной трассе. Но это был не художественный жест — это была базовая потребность, потребность говорить.
Для меня любая война — это огромная гора из человеческих жертв и сломанных судеб, где особое место занимает скорбь. Именно эта тема стала главной в моих работах.
Я хотела бы поговорить о процессе создания работ и о технической стороне. Я давно слежу за тем, что ты делаешь и вижу, что некоторые работы появляются моментально — как отклик на текущие события, как, например, «Скорбим» на Moscow road у греческого собора в память о жертвах теракта в Крокусе. Но гораздо чаще твои работы производят впечатление очень трудоемких и заранее спланированных акций. Расскажи, пожалуйста, как ты находишь места для своих работ? Сколько времени у тебя обычно уходит на подготовку проекта, с какими трудностями сталкиваешься, техническими и эмоциональными?
Стихийные работы — скорее исключение. Чаще создание произведения — это очень трудоемкий процесс, и даже если хорошая идея пришла мгновенно, подготовка может занять много времени. Так, например, получилось с мемориалом «100 лет в тени войны. Поэзия цифр», где только на поиск подходящего места ушёл почти год.
Ещё одна дилемма — легальность и нелегальность. Легальный путь в 90% случаев — это отказ или компромисс. Например, в сентябре планировалось разместить чёрные траурные ленты на кариатидах, которые охраняют вход в галерею The Crypt of St Pancras Parish Church. Недавно там проходила выставка The Brainwashing Machine, исследующая методы пропаганды. Организаторы выставки помогали нам с согласованием места, но в итоге получили отказ — церковь обосновала отказ хрупкостью архитектуры. Было предложено вместо этого поставить перформеров с лентами между статуями, но это была полумера, на которую мы не пошли.
Похожая ситуация произошла с флюгером «В мире бушуют ветры войны», который должен был быть установлен в 102 метрах от нулевого меридиана в Greenwich Park. Однако парк прислал отказал, сославшись на то, что работа может не понравиться некоторым посетителям.
Нелегальный путь короткий и более честный. Для флюгера был выбран другой парк, и он был смонтирован быстро и без всяких согласований. Минусы такого подхода в том, что объекты быстро пропадают, и чем ближе ты работаешь к центру города, тем больше тебя видно и тем больше вопросов к тебе возникает.
Что происходит с твоими работами после того, как они сделаны? Тебе удается следить за их судьбой или видеть, как люди реагируют на них? Насколько сложно создавать такие трудоемкие проекты и сохранять анонимность?
Обычно процесс выстраивается так, чтобы как можно меньше взаимодействовать с людьми напрямую, но в случае с мемориалом «100 лет в тени войны» всё сложилось иначе. Мемориал создавался в течение 40 дней: на бетонную стену вручную наносились даты жизни и смерти тех, кто родился после Первой мировой войны и пострадал во время военных и политических конфликтов за период с 1924 по 2024. Всего было 5050 дат, работа начиналась в 8 утра и заканчивалась около 7 вечера. Рядом со стеной проходила туристическая тропа, так что обязательно несколько раз в час происходила коммуникация с людьми. Со временем появились постоянные посетители, которые наблюдали за процессом создания работы. Однажды мы пришли и увидели, что местные жители расчистили дорожку вдоль мемориала — это было очень приятно.
С работой «Важные слова» произошёл своеобразный диалог. Она была сделана в ответ на новость о том, что 25 апреля биография итальянского режиссера и поэта Пьера Паоло Пазолини вышла в России с закрашенными черным цветом кусками текста на нескольких десятках страниц. В работе «Важные слова» на черном фоне изображалась раскрытая книга с цензурированными абзацами. Кто-то бережно закрасили книгу чёрной краской, получилось весьма интересно. Однако мы быстро отреагировали и нанесли поверх белые вертикальные полосы. Ждем продолжения.
Кстати, давай отдельно поговорим про анонимность. Расскажи пожалуйста, почему для уличных художников и для тебя, в частности, важно скрывать свою личность? Это связано с соображениями безопасности или скорее с творческими принципами?
Вера, оставаться полностью анонимным невозможно, и у меня нет по этому поводу иллюзий. У каждого свои причины, чтобы «не светить лицом», но, как показывает практика, это даёт пусть мнимое, но всё же чувство безопасности. Моё решение было связано прежде всего с этим, мистификации тут нет и, конечно, хотелось сместить фокус на искусство, а не на личность.
В твоем искусстве ты часто обращаешься к работам других художников — Верещагина, Гончаровой и Гроссе. Почему ты это делаешь? Как ты считаешь, это дает какой-то дополнительный смысловой слой твоим работам?
Думаю, главный смысл здесь в «воскрешении» этих работ — их переосмыслении и применении к сегодняшней реальности.
Меня интересует, как мои коллеги по цеху переживали подобный опыт. Как эмиграция, война и послевоенный период находили отражение в их творчестве. Они сталкивались с теми же вопросами 50, 100, 200 лет назад, что и я сейчас. Иногда можно найти настолько точные и мощные высказывания, что понимаешь «лучше и не скажешь», поэтому остаётся лишь повторить.
Такие находки есть не только в литературе и искусстве. Для меня важен опыт музыкального антивоенного движения. Музыка имеет на меня очень сильно влияние. Недавно мы запустили онлайн-радио, где собираем антивоенную музыку разных лет и стилей. Плейлист намеренно составлен произвольно, что создает эффект путешествия во времени. Но иногда эти путешествие даются очень сложно, особенно когда тебя перекидывает с британского хип-хопа начала 2000-х на кантри 60-х, а ты его не очень любишь (смеется).
Правильно ли я понимаю, что для тебя также важен образ Первой мировой войны? Ты вспоминаешь о ней в работе «100 лет в тени войны» и, когда цитируешь Гончарову и Гроссе. Видишь ли ты какие-то параллели между нашим сегодняшним состоянием и историей Первой мировой?
Мы не можем думать на 300 лет назад, но мы точно можем думать на 100 лет назад. Последствия первой мировой ещё слышны и ощущаются до сих пор, они трансформируются и прорастают.
Война, которая должна была «покончить с войнами», показала, что мы не всему научились и не всё поняли. «Куда делись все цветы? — поется в известной антивоенной песне. — Они все на могилах».
Сегодня военные конфликты продолжают вспыхивать по всему миру, что прекрасно иллюстрирует работа Моны Хатум «Горячая точка», показывая постоянное напряжение на нашей планете.
Напоследок хочу поблагодарить друзей и близких за помощь и поддержку в любое время дня и ночи!
Больше работ художника 742 можно найти по ссылке Seel Netoo (@742artist)
