Загрузка ...
Продолжение. Предыдущие эпизоды:
часть I, часть II, часть III, часть IV, часть V, часть VI, часть VII,часть VIII, часть IX.
Чтение шпионских мемуаров, байопиков и отчеток разнообразных разведок часто приводит к мысли, что нет на свете более неосведомленных, путанных и бессмысленных существ, чем работники спецслужб. Работа ЦРУ, SIS, КГБ, «Моссада» и даже Корпуса стражей исламской революции в Иране во многом построена на чудовищных предположениях, подозрениях, информации, которую невозможно проверить, ограничена сложной системой уровня доступа, конкуренцией внутри отделов и постоянными изменами союзников.
Министр иностранных дел Великобритании Гарольд Макмиллан, не переносивший разведку, предлагал раз в неделю просто выслать в Кремль все отчеты с заседания кабинета на Даунинг-стрит, чтобы русские по крайней мере действовали в контексте реальности и не приписывали англичанам строительство тоннеля к центру Земли.
В большей степени, чем секретные военные операции, разведка — это переусложненный бюрократический аппарат, дополнительный люфт которому дает невозможность общественной проверки его деятельности.
Характерный пример таких хитросплетений — попытка шефа ФБР Эдгара Гувера раздавить Кима Филби.
Гувер был частым гостем в вашингтонском доме Филби, любил выпивать с обаятельным британцем, и, когда появилась информация о возможной работе его собутыльника на русских, Гувера обуяло бешенство. Было время маккартизма, и, соответственно, Гувер через свое знакомство сам оказывался под подозрением.
Он слил свой донос через аффилированного с ФБР журналиста, но несколько переусердствовал с антикоммунизмом и маккартизмом, так что в Англии его расценили как недопустимый наскок на свободу слова и мысли и просто не стали рассматривать.
Филби, еще вчера ходивший в кандидатах на главу Внешней разведки, был поставлен в трудное положение. Людей, которые обвиняли его в работе на Советы, было меньшинство, большинство же считало, что он пал жертвой рыцарственных дружеских чувств по отношению к Берджессу и Маклину. В британских аристократических кругах это не пустой звук, и, конечно, бывшие однокашники по частным школам и лучшим университетам не могли не оценить жертву, которую принес Филби.
Впрочем, Филби не стал эксплуатировать этот повод как возможность выйти из ситуации. Опытный аппаратный игрок, он понимал, что это будет лишь тактической передышкой. Филби порывает со всеми своими обожателями, в том числе и с одним из лучших друзей — писателем Грэмом Грином, чтобы по возможности никому из них не навредить. Особенно Грину, который постепенно превращается в одну из главных фигур современной британской литературы.
Он увольняется из SIS и получает 6000 фунтов вместо пенсии с рассрочкой платежа на четыре года. В своей книге «Моя тайная война» он говорит, что рассрочка была сделана, чтобы он не проиграл сразу всю сумму на бирже. «Но я никогда не играл на бирже, это не соответствует моим убеждениям, к тому же я просто не знаю, как это делается».
Главное, этих денег хватает на мартини и виски. Очередной его брак потихоньку подвергается эрозии. Филби даже подумывает вернуться в журналистику, но тут журналистика возвращается к нему сама. SIS предлагает ему поработать в Бейруте под прикрытием корочки корреспондента The Economist.
Не знаю, насколько сентиментален был Филби в отношении своей семьи и детства, но это вполне можно было счесть за знак. Вернуться туда, где царил его отец, где он сам родился и получил прозвище Ким. К тому же, Восток снова стал центром мировой политики.
Атаки Египта на британско-французский Суэцкий канал, Израиль, в одиночестве сражающийся против всего исламского мира, сам исламский мир, пытающийся образовать из себя что-то вроде социалистического халифата, и Бейрут, восточный Париж, где нет проблем с выпивкой, интересными людьми и событиями.
Скорее всего, Филби, который наверняка уже видел свое будущее в обществе пластинок Генделя и бутылок «Катти Сарк» в одной из провинциальных английских дыр, должен был воспрять духом. Мир снова нуждался в нем, и в этот раз была еще одна важная вещь: сам Филби страшно нуждался в мире.
***
Ким Филби прибыл в Бейрут в августе 1956-го. Полгода назад на XX съезде КПСС был разоблачен культ личности Сталина, но, похоже, это никак не повлияло на марксистское мировоззрение Филби.
Он остановился в доме своего отца, в двадцати километрах от ливанской столицы. Семидесятилетний Сент-Джон Филби после смерти короля Ибн Дауда был изгнан из Саудовской Аравии молодыми наследниками и жил на роскошном ранчо, воспитывая свою саудовскую жену в духе идеалов суфражизма, а двух сыновей от нее отдав в католическую школу.
Приезд старшего сына еще больше воодушевил его радикализм, и он написал письмо матери Кима с призывом приехать в Ливан, забрать с собой всех родственников и основать там колонию Филби, основанную на принципах разума и свободы.
Дора ничего не ответила бывшему мужу, а вскоре умерла. В последние годы она выпивала литр джина в день.
Сент-Джон помирился с саудовской королевской семьей и вернулся в Эр-Рияд, а Филби остался в Бейруте, где у него завязался роман с женой корреспондента The New York Times Элеонорой. Она оставила об этом времени воспоминания «Шпион, которого я любила», где Филби предстает кем-то вроде виконта Де Вальмона из «Опасных связей» Шодерло де Лакло, мастером тонких психологических эпистолярных посланий.
В 1959-м они поженились в Лондоне, свидетелем на свадьбе был однокашник Филби по Вестминстерской школе, племенник автора «Винни Пуха» Тим Милн. Он все еще работал в SIS и был одним из немногих, с кем Филби сохранил отношения.
В 1960-м после вечеринки в Бейруте умер Сент-Джон Филби. Последние слова его, обращенные к сыну, были: «Боже, как я устал».
Филби похоронил его на скромном мусульманском кладбище и ушел в запой. Тем временем был арестован Джордж Блейк, коллега Филби. Он получил самый большой срок за шпионаж в британской истории — 42 года — и признал свою вину.
У Филби, скорее всего, не было достаточных оснований, чтобы подозревать Блейка в том, что он сообщил какие-то сведения о нем, но жара и большое количество виски могут несколько гипертрофировать опасения.
Элеонора начала выпивать вместе с ним, они почему-то полюбили маленькие бутылки виски, как в самолетах или минибарах, и за день на двоих выпивали 50 таких бутылок.
Тогда же Филби завел себе маленького лисенка, не чаял в нем души, фотографировал и даже написал большую заметку в журнал Country Life «Лисенок, который остался с нами жить».
Но лисенок погиб, упав с пятого этажа, и смерть маленького существа, кажется, окончательно раздавила Филби. А тут еще пришла новость о предательстве ближайшего друга семьи.
Флора Соломон дружила с отцом Филби, это она познакомила Кима с его второй женой Айлин, и она много лет знала, что Ким занимается чем-то особенным «для защиты мира».
Она уехала из Британии в Израиль и, почитав какие-то колонки Кима в The Economist, почему-то решила, что он антисемит, и сдала бывшего друга МИ-5 и «Моссаду».
Из Лондона приехал эмиссар МИ-5 и начал пытаться уговорить Филби дать полное признание в обмен на защиту от судебного преследования. Филби принес ему две рукописные страницы с выдуманными фамилиями, просто чтобы выиграть время.
23 января, в полдень, Филби зашел в бейрутскую квартиру, взял плащ, сказал Элеоноре, что будет вечером.
Но вечером он уже плыл на сухогрузе «Долматов» в направлении Одессы. Спешка была такой, что большая часть груза, которую должен был взять «Долматов», так и осталась лежать в бейрутском порту.
***
Филби думал продолжать свою войну и в СССР, но там к нему отнеслись как к персональному пенсионеру. Сначала его на полгода отправили лечиться от алкоголизма, потом дали на выбор несколько квартир. Ким выбрал квартиру в Трехпрудном переулке: свободный доступ к дому там затруднен заборами и оттуда близко до Центрального телеграфа, куда Филби ходил за свежей британской прессой. Также он получил личного водителя и дачу. Из Бейрута в Москву доставили мебель и коллекцию ближневосточного антиквариата, а из Лондона — курительные трубки с Джермин-стрит.
Зарплата Филби в Москве составляла 500 рублей, кроме того, он получал 4000 фунтов ежегодно для того, чтобы финансово поддерживать своих оставшихся в Англии детей. И его жене Элеоноре разрешили приехать к нему в Москву.
***
Когда Филби появился в СССР, здесь уже 12 лет жили его друзья Берджесс и Маклин. Маклин сумел освоиться и даже сделать академическую карьеру. Берджессу нравилось меньше. Несколько лет они прожили вместе с Маклином в Куйбышеве. Берджесс любил говорить: «Вы хотите представить себе, что такое Куйбышев? Представьте себе рабочие кварталы Глазго в XIX веке».
Берджессу разрешалось вести тот либертенский образ жизни, к которому он привык, и это в итоге сыграло с ним злую шутку. В августе 1963-го он умер от проблем с печенью, успев перед смертью встретиться с Филби.
Берджесс завещал Киму всю свою библиотеку из тысяч томов, мебель, несколько теплых пальто и 2000 фунтов стерлингов. Есть мнение, что Филби так и не простил ему эксцентричный побег вместе с Маклином. Но сам он никогда на эту тему не высказывался.
Два года спустя Филби потерял очередную жену. Элеонора так и не смогла привыкнуть к жизни в СССР и вернулась в Штаты.
Некоторое время у Филби был роман с женой Маклина Мелиндой. Семейные отношение четы Маклинов практически распались еще в конце 1940-х, но их связь с Филби ни во что содержательное не превратилась.
Потому что Филби встретил русскую жену Руфину, с которой прожил в итоге до конца жизни. Она была подругой жены еще одного перебежчика Джорджа Блейка, и это была любовь с первого взгляда. Точнее, не так: это была любовь, в которой все, что не получилось у Кима в личной жизни, вдруг стало реальным. И он увидел это будущее так же ясно, как когда-то свою роль в борьбе с фашизмом.
***
Он написал книгу «Моя тайная война», где попытался иронично объяснить причины своих поступков и не нанести вреда ни одному из своих друзей.
Он выучил русский и начал бегло на нем говорить. Он объездил весь Советский Союз как турист и даже был на Кубе. Для него специально был зафрахтован танкер, который доплыл до Гаваны, не останавливаясь ни в одном западном порту.
Он по-прежнему временами впадал в запои, но это было связано с тем, что его начали посещать существенные сомнения в том, что приютившая его страна сможет донести до остального мира идеалы, в которые он искренне верил на протяжении пятидесяти лет.
С 1969-го он начал снова переписываться с Грэмом Грином. Грин выступил с протестом против приговора Синявскому и Даниэлю и запретил публиковать в СССР свои книги. Филби написал ему, что он поддерживает его в этом решении, что не все в СССР гладко и этому надо противостоять. Они переписывались 25 лет, пока Грина не пригласили в СССР, и Филби и его бывший подчиненный по SIS смогли встретиться за одним столом.
Оба они испытывали сомнения. Грин — в католичестве, а Филби — в марксизме. Они говорили дни напролет, и только утверждались, каждый в своем скептицизме.
Грин считал, что будущее возможно где-то на стыке коммунизма и римской веры. Что ценности, которые несут два эти движения —религиозное и квазирелигиозное, способны избавить мир от бедности, насилия и одиночества человека. Вряд ли, впрочем, мир в ХХ веке знал большего пессимиста, чем Грэм Грин. И большего оптимиста, чем Ким Филби.
Он родился на пике могущества Британской империи, но не был империалистом. Его родиной была Индия. Его отец принял ислам и совмещал его с самыми радикальными западными идеями. Юность он провел, изучая жизнь в Восточной Европе, а молодость — в обществе самых крупных умов своего времени, от Рассела до Витгенштейна.
Он ценил дружбу и имел обостренное английское чувство справедливости, которое всегда заставляет англичанина болеть за слабого и стремиться к равновесию.
Возможно, из него вышел бы отличный премьер-министр, в конце концов, мало, что ли, их выросло в Вестминстерской школе и Кембридже.
Но этот остроумный пьяница, обаятельный заика оказался в центре самой жуткой, самой кровопролитной войны в истории человечества. И деятельно поучаствовал в том, чтобы эта война закончилась. Какую роль в этом сыграл его марксизм, связи с советской разведкой и все остальное, уже не суть важно. Любая аналитика все равно объясняет все исключительно задним умом. А нас всех может спасти только сердце, потому что нас уже не спас ум.
***
Ким Филби умер в 1988 году. Похоронен в Москве на Кунцевском кладбище, и каждую зиму снег накрывает его черный обелиск большим белым платком.
